- Видите ли, обычно облака избегают друг друга, - сообщила Пико. - Сначала мы думали, судя по рычанию и толчкам, что они дерутся. Они производят звуки, проталкивая воздух через глотку, поры и анус. Зрелище потрясающее. Оглушительное. Место столкновения было примерно в трети километра от нашего лагеря, весь мир завертелся, а солнце поднималось, и яркий жаркий свет прорезал органическую дымку…
- Потрясающе! - воскликнул кто-то.
- Невероятно! - подхватил другой. Опера дотронулся до руки Пико и сказал:
- Не обращай внимания на них. Продолжай. Остальные посмотрели на Него, услышав что-то в его голосе, и рефлекторно выпрямились.
Пико стала продолжать рассказ. Тайсон был первый, кто понял, догадался и начал хохотать, не говоря ни слова. Все уже были на борту шаттла, готовые к отлету; и тут толчки прекратились и воздух заполнился множеством маленьких синих воздушных шаров. Каждый размером с детский шарик. Облака этих шаров сочились из новых пор, и другие облако ответило густым серым туманом что-то вроде бабочек. Это что-то летело за шарами, и Тайсон захохотал громче, сильнее, до всхлипов.
- Не доперли? - спросил он. - Эти облака просто трахаются!
Пико изобразила голос Тайсона, захлебывающиеся слова и восторг. И сама засмеялась, едва замечая вежливые смешки слушателей. Не более того. Только Опера наслаждался рассказом. Он снова коснулся ее руки и сказал:
- Это чудесно, Господи, это прекрасно! Остальные стали расходиться, даже не извиняясь. Что не так?
- Не обращай внимания, - пояснил Опера. - Они члены одной новой секты с культом целомудрия. Целомудрие через похоть и так далее. - Теперь он смеялся над ними. - У них было слишком много оргий, и вот так они избывают вину, вот и все.
Пико закрыла глаза, вспоминая уже для себя сцену на Синей. Ее она отдавать не собиралась.
- Трахающиеся облака! - повторял Опера. - Это чудесно. И она подумала.
Он говорит чуть похоже на Тайсона. Местами. В чем-то.
Через некоторое время Пико созналась:
- Я не могу вспомнить лицо твоего отца. Наверняка я его видела, но не могу…
- Ты его видела, - ответил Опера. - Он оставил в дневнике запись - о короткой встрече, и я специально изучил все материалы об экспедиции и о тебе. Его записи, твой отчеты. Я сегодня здесь лучше всех подготовлен - кроме тебя, конечно.
Она ничего не сказала, обдумывая эти слова.
Они теперь шли, спускаясь к пруду, и Пико иногда замечала тяжелые взгляды остальных. Они сердились на Оперу? Сердились за то, что он монополизировал ее время? Но она не хотела быть с ними, если правду сказать. Ну их всех к… подумала она и улыбнулась этой тайной грубости.
В пруду уже не было купальщиков, осталось только несколько беспокойных уток и взбаламученная вода. Пико заметила, что многие из празднующих ушли. Куда? Она спросила Оперу, и он ответил:
- Уже поздно. А многие сейчас спят по десять-двенадцать часов каждую ночь.
- Так много? Он кивнул.
- Последнее время стали популярны наведенные сны. А те, кто постарше, иногда и за пятнадцать часов перебирают…
- Всегда?
Он пожал плечами и улыбнулся.
- Какая потеря времени!
- Времени? - возразил он. Она поняла, что бессмертные могут терять многое, но не время. От этой мысли она поглядела прямо на своего спутника и спросила:
- Что случилось с твоим отцом?
- В смысле, как он умер?
Она чуть кивнула, с уважительным, как она надеялась, выражением лица. Но любопытным.
- Он принял крайне сильный яд, по собственной воле. - Опера неодобрительно посмотрел - ни на кого конкретно. - Самоубийство в конце продолжительной депрессий. И постарался, чтобы разум погиб раньше, чем его смогут спасти автодоктора и его собственные слуги.
- Мне очень жаль.
- А я не могу себе позволить сожаление, - ответил ой. - ВидИшь ли, я родился согласно условиям его завещания. На девяносто девять процентов я клон, а один процент генов был переделан согласно его желаниям. Если бы он не убил себя, я бы не существовал. И денег бы его не унаследовал. - Опера пожал плечами. - Родители! - В его голосе было отмеренное презрение. - У них слишком много над тобой власти, нравится тебе это или нет.
Она не знала, что ответить.
- Послушай, о чем мы говорим? Все эти разговоры о смерти, они вроде бы неуместны? - сменил он тему. - Мы же празднуем твое возвращение. Твой успех. Твои подарки. И ты… ты на самой грани увеличения во много раз. - Он помолчал и добавил: - Завтра в это время ты будешь в каждом из нас, и каждый станет богаче.
У этого юноши был странный способ излагать свои мысли: то ли он говорил с идиотической серьезностью, то ли с хорошо скрытым сарказмом, и Пико не могла понять, как именно. Если ей это не кажется. Может быть, она просто не знает теперешних интонаций, речевых свойств этой культуры… И тут до нее дошло еще кое-что.
- Что ты имеешь в виду - «Все эти разговоры о смерти?»
- На Холодной Слезе погиб твой друг Тайсон, - ответил он. - А разве ты не потеряла другого на Синей?
- Да. Мидж.
Он мрачно кивнул, поглядел на ноги Пико.
- Можем сесть. Ты прости, я не заметил, что ты устала. Они сели рядом на траву, глядя на уток. Селезни и утки
были одного и того же ярко-зеленого цвета. Красивые, от-
метила Пико. Опера объяснил, что самки когда-то были коричневыми и очень невзрачными, но люди решили, что это стыд, и проголосовали за изменение вида, теперь оба пола одинаково красивы. Пико кивала, слушая только, вполуха. Из ума не шли Тайсон и остальные ее друзья. Особенно Тайсон. Она долго на него злилась, и даже сейчас еще не перестала. От непонятной обстановки и общей усталости это чувство только усилилось. Зачем он это сделал? При жизни этот человек умел доминировать на каждом совещании, в каждой маленькой группе. Он был жизнелюбив и бесстрашен- последний человек, который мог бы совершить этот ужас: самоубийство. Остальные услышали-только о несчастном случае - Пико держалась за свою ложь, но все были согласны в одном. В тот самый момент, когда умер Тайсон, из цели экспедиции исчезло что-то самое важное. Зачем, думала она. Зачем?
Мидж полетела в тот шторм в поисках приключений и ответов на важные научные вопросы, да, ее смерть была горем, да, все по ней тосковали. Но это не было как смерть Тайсона. Смерть Мидж была почетной, даже, быть может, идеальной. У них был долг, который надо выполнять, он был у них в крови, в сознании. О Мидж товорили годами, вели себя так, будто она жива. Будто она еще летит где-то в вихре этого шторма.
А с Тайсоном было не так.
Может быть, все знали о его смерти правду. Иногда Пико казалось, что все видят в ее глазах, что было на самом деле, слышат это между строк ее сухого доклада. Они не обманывались.
