– Может, обменяемся научными достижениями? – не очень уверенно предложил он, чувствуя себя совершенно не готовым к обмену культурными ценностями.
– Отличная идея! – поддержал ксенобиолог. – С чего начнем?
– Значит, в космос, как я погляжу, вы уже вышли, – заметил его коллега из команды двойников.
– О, еще когда! – улыбнулся Николас. – В двадцатом веке.
– Правда? А мы в девятнадцатом.
– Ну, это смотря от чего отсчитывать, – заметил наш после недолгих раздумий. – Мы, пожалуй, тоже в девятнадцатом. Во второй половине.
– А мы в первой.
– Зато мы навсегда избавились от болезней! – быстро нашелся землянин.
– Болезни? – переспросил уроженец Земли-два, делая удивленное лицо. – Что это?
Так что поникшему Николасу пришлось объяснять очевидное. Впрочем, объяснение получилось таким занудным, что его оппонент не выдержал и пары минут.
– Понял, понял, – прервал он докладчика и неискренне посочувствовал: – Эти так называемые болезни, должно быть, часто приводили к преждевременному старению?
– Какому еще старению? – довольно ухмыльнулся Николас. – Неужели вы до сих пор не открыли рецепта вечной молодости?
– Мы… мы… – беспомощно, как ребенок, повторял Николас-второй.
«Открыли, как же! – окончательно успокоившись, подумал Редуард Кинг. – В некоторых так и вечное детство еще не отыграло».
– В общем, судя по вашим заявлениям, с фантазией на обеих планетах дела обстоят неплохо. – сказал он. – А теперь, пожалуйста, серьезно.
Он на минуту нырнул в рубку и вернулся с планшетом для записей. Расположил его так, чтобы всем присутствующим было видно и уверенно написал:
2 х 2=4
2 х 3=6
Притихшая троица следила за его действиями завороженными взглядами дикарей, которым только что открылось подлинное величие разума. Правда, уже на «шестью шесть» терпение наблюдателей подошло к концу, и с обеих сторон послышались смешки и ехидные замечания. Не обращая на них внимания, Редуард методично запротоколировал всю таблицу умножения. Рука дрогнула лишь однажды, когда напротив «7 х 7» он по инерции чуть было не поставил «47».
Впрочем, Редуард второй следил за действиями первого с неподдельным интересом до самого конца. Хотя интересовали его не столько цифры, сколько рука, сжимающая карандаш.
– Ты что, левша? – спросил он, когда Редуард закончил.
– А ты разве нет?
– В детстве был, но в школе заставили переучиваться. Теперь одинаково владею обеими руками.
– Я тоже.
– Жаль, растут обе не из того места, – хором пошутили ксенобиологи и, рассмеявшись, показали друг другу большой палец.
Редуарды в ответ презрительно скривились и высунули язык. Тот самый общий язык, который так важно найти для успешного установления контакта.
– Прошу не отвлекаться! – бодрым голосом призвал Редуард, перелистывая страницу. – Перейдем к геометрии…
– И наконец, тело, погруженное в жидкость… – устало продолжал он несколько часов спустя.
– Или в газ, – зевнув, уточнил Николас.
– Да, короче, во что угодно, кроме вакуума, теряет в своем весе столько… – Он покачал головой, отгоняя тупое оцепенение, и слегка развел руками, как бы показывая, сколько именно теряет тело.
– Знаем, знаем, – сжалился над утомленным контактером Николас-второй. – Закон Пифагора!
«Ну наконец-то!» – подумал Редуард. – «Хоть какая-то нестыковка…» Он изобразил на лице улыбку человека, добившегося желаемого ценой неимоверных усилий, и попытался хотя бы приблизительно представить, каким должен быть мир, в котором два великих грека, самосский и сиракузский, поменялись местами.
Однако, наслаждаться победой пришлось недолго. Сам же Николас-второй все и испортил.
– Или Архимеда?.. – всерьез задумался он.
А первый склонился к уху Редуарда и доверительно сообщил:
– Я тоже всегда их путал.
– Будем считать, что различий в развитии естественных наук нам обнаружить не удалось, – подытожил Редуард. – Как насчет истории?
– С историей все просто замечательно! – воодушевился Николас и огласил первый вопрос: – В каком году произошло восстание Спартака?
Повисло тягостное молчание.
– Может быть, ограничимся нашими собственными историями? – робко предложил Редуард-второй.
– Или вот еще один случай. Мне было тогда девять лет. И мы с двумя соседскими пацанами поспорили, что…
– С ума сошел! – перебил свое второе Я – практически безальтернативное – Редуард Кинг. – Нельзя же об этом при посторонних! – и, слегка покраснев, покосился на ксенобиологов.
Но тем давно уже не было дела до сбивчивой исповеди Редуардов. Не вникая в смысл сказанного, они переводили заинтересованные взгляды с одного рассказчика на второго. Потом посмотрели друг другу в глаза.
– Ты тоже заметил? – спросил первый.
– Что значит «тоже»? – обиделся второй. – Я первым обратил внимание!
– Неважно! Главное, что у вашего синяк под правым глазом…
– …а у вашего – под левым!
– Слушай, может вы хотя бы из антивещества?
– Или вы!
Николасы сделали шаг навстречу друг другу и протянули руки для пожатия.
Потрясенный смелостью их выводов Редуард лишь усилием воли заставил себя не зажмуривать глаза, хотя, к чему скрывать, аннигилировать раньше отпущенного срока было страшно.
Ладонь решительно коснулась ладони.
– Ладно, – пожал плечами Николас-второй и продолжил скучным голосом: – Если вам так интересно, самым ярким воспоминанием последнего дня перед отлетом лично для меня стало свидание с Надей Марципановой.
– С Надеждой? – от возбуждения Редуард едва не подпрыгнул на месте. – С ней? – он протянул ксенобиологу извлеченный из кармана фотоснимок.
– Да. Мы сидели в парке на скамейке, слушали музыку, болтали о том о сем. Целовались, конечно – все-таки два часа до старта…
– В таком случае, ура! – поздравил присутствующих Редуард. – Нам удалось найти то несоответствие, с которого началось расхождение в истории наших миров. Дело в том, что на моей Земле именно я, а не Николас встречался с Надей накануне вылета. В том же парке, хотя и на час раньше.
Однако, энтузиазм Редуарда никто не разделил.
– Видишь ли… – начал Николас-первый, тщательно подбирая слова, и Редуарду не понравилось сочувственное выражение его лица. В одно мгновение он вспомнил все: запах цветущих эвкалиптов, и щекочущее прикосновение локона к щеке, и горячий шепот, и нетерпеливый взгляд на часы…
Он встал, краем глаза заметив, как рядом поднимается его двойник, и, качнувшись, ухватился за спинку стула, надеясь, что это заставит окружающие предметы остановить свое бессмысленное вращение. Перед глазами все куда-то плыло, и Редуарду казалось, что он чувствует, как кровь горячей волной приливает к голове. Что, строго говоря, было вряд ли возможно, поскольку голова, как известно, возвышается над прочим корпусом, а центробежная сила слабеет по мере приближения к центру вращения. Резоннее предположить, что кровь, а вслед за ней и сердце Редуарда устремились в направлении пяток, и именно обескровление мозга послужило причиной его последующих необдуманных действий.
