— Ого! — промычал Павел Андреевич, глядя наверх. — Хватит оттуда эдакая бомба в голову — не поздоровится!
Словно какой-то небольшой, высеченный в недрах земли храм был пред глазами ученых. Не хватало только окон. Вокруг стен, казалось, шли колонны; задняя, причудливо выпуклая стена имела вид католического алтаря.
Но своеобразная красота пещеры очаровала только Михаила Степановича; он молча стоял и любовался ею, между тем как Павел Андреевич поворачивался во все стороны и глядел только в низы углов.
— Где же кости? — спросил он.
Михаил Степанович, не говоря ни слова, сделал еще несколько шагов вперед, и под ногами его перекатилось и слегка загремело что-то.
— Вот… — произнес он, направляя свет фонаря на землю.
Пол впереди по крайней мере на фут толщины весь был покрыть слоем белых и желтых костей. Павел Андреевич быстро запустил в них обе руки и выхватил по кости.
— Светите! — отрывисто сказал он, поднося добычу к самому фонарю.
Несколько секунд он напряженно рассматривал ее, затем бросил в сторону.
— Волчьи, — проговорил он и вытащил из груды новую кость. — Волчья, — повторил он через минуту.
Михаил Степанович передал ему для удобства в розысках фонарь и, предоставив палеонтологу рыться и греметь костями, скрестил руки и остался стоять, любуясь странной, полной таинственности и красоты картиной и стараясь прочней запечатлеть ее в мозгу своем.
— Волчья… волчья… — повторял через небольшие промежутки времени Павел Андреевич, бродя почти по колено в костях в виде гигантской тени с полукругом мутного света у ног. — Да что это за история? — протяжно проговорил он, выпрямляясь. — Мы с вами на волчьем кладбище, Михаил Степанович!
— Может ли быть? — отозвался тот.
— Несомненно! Сюда приходили умирать целые десятки поколений волков. Впрочем, вот лисья кость… Это — перекушенный бараний позвонок… Вероятно, сначала здесь была берлога, где они жили и пировали, а потом превратили в кладбище. В Индии я видел в этом роде целые кладбища слонов, и знаете…
Внезапно пласт останков животных, белевший вокруг ученого, и сама фигура его погрузились в непроницаемый мрак. До слуха Михаила Степановича долетел стук проворно разгребаемых костей.
— Что случилось? — спросил он, направляясь впотьмах на звуки.
— Фонарь уронил, — отозвался с самой земли голос Павла Андреевича. — Чтоб ему пусто было! Куда же он девался?
— Постойте! — крикнул Михаил Степанович. — Не торопитесь так, вы его окончательно зароете.
Михаил Степанович добрался до стоявшего на четвереньках палеонтолога и, нащупав плечо его, очутился рядом с ним и осторожно принялся за поиски.
Фонарь, имевший размер большого портсигара, не отыскивался.
— Экое свинство! Да что он, заколдован, что ли! — сердито ворчал Павел Андреевич. — Колени стер себе, лазая по костям!
Михаил Степанович молча продолжал поиски и наконец, запустив руку совсем вглубь, коснулся пальцами знакомого фонаря.
— Нашел! — радостно воскликнул он.
Палеонтолог поднялся на ноги.
— Что же вы, осветите сию могилу, — сказал он, выждав с минуту.
— Нельзя! — с досадой возразил Михаил Степанович.
— Стекло разбилось.
— Вот так исто-о-ория… — протянул палеонтолог.
— Фу ты, какая однако гадость! Как же мы теперь вернемся?
— Так же, как пришли.
— А вы знаете, где выход? Впотьмах мы все стены перещупаем теперь лбами.
— Что же поделать! Идите за мной, я стоял как раз спиной ко входу.
Михаил Степанович вытянул вперед руки и осторожно, как слепой, нащупывая ногой каждую пядь земли, стал подвигаться среди непроницаемой тьмы.
Павел Андреевич следовал за ним.
— Кажется, свод сейчас начнет понижаться, — проговорил спустя некоторое время Михаил Степанович. Он поднял руки, но они свободно очертили круг над головой его.
— Еще далеко… — возразил Павел Андреевич.
— Все-таки лучше теперь уже стать на четвереньки.
— Успеем!
— Как знаете! Я, по крайней мере, буду ползти.
Вслед за этим Павел Андреевич почувствовал, что плечо спутника опустилось и исчезло из-под руки его. Звуки шагов Михаила Степановича сменились шорохом ползущего тела.
Не прошло и минуты, как палеонтолог вдруг остановился и отшатнулся назад. Михаил Степанович услыхал полу заглушенный стон его.
— Я здесь! — откликнулся он, оборачиваясь и больно стукаясь от этого движения головой о камни. — Ох! Что вы, Павел Андреевич?
— Свод! — невнятно отозвался палеонтолог.
— Так что же? — Михаил Степанович тер ушибленную голову.
— Физиономию всю разбил себе…
Павел Андреевич сказал это таким сердитым тоном, что Михаил Степанович, несмотря на боль, рассмеялся и досада на неосторожность ученого исчезла у него.
— Не беда! A 1а guerre comme a la guerre: и я виском хватился!
— Какая тут герр! — проворчал Павел Андреевич; слышно было, как он начал ползти через камни, перекатывая их, и то и дело стукался, охал, останавливался и затем опять принимался продвигаться дальше.
— Да мы в преисподнюю лезем, а не назад! — возопил наконец он. — Я себе голову всю проломал.
— Да рукой-то, рукой шарьте сперва перед собой! Мы на верном пути!
— Как это рукой, когда я ползу на них? — с негодованием воскликнул палеонтолог. — Не могу же я, как хромой осел, на трех ногах скакать!
Михаил Степанович услыхал позади себя новый тупой удар и затем кряканье.
— Опять ушиблись?
— Именно «опять». Двадцать пять раз уж это «опять» было. Выступы какие-то проклятые торчат везде… Прямо лбом…
Глаза Михаила Степановича различили наконец впереди что-то серое.
— Свет! — радостно крикнул он. — Ура, Павел Андреевич, выход близко!
Он быстро заработал руками и ногами, и не прошло и трех минут, как оба исследователя выбрались на свет Божий.
— Уф!.. Вы меня не очень браните? — извиняющимся тоном произнес Павел Андреевич, подходя с протянутой рукой к Михаилу Степановичу.
Оба они походили на мельников, только что отошедших от закромов.
— Я? Помилуйте, за что, что за вздор! Однако хороши же мы с вами!
— Очень хороши!
Павел Андреевич осторожно, словно боясь испачкать свои грязные руки, начал счищать известковую пыль, выбелившую спереди все платье его; брюки на обоих коленах его были прорваны, и оттуда выглядывало голое тело; один рукав лопнул под мышкой; на лбу, словно разлинованном белыми полосами, вздулся и уже начал синеть огромный желвак.
— Н-да, вы пострадали-таки! — с участием сказал Михаил Степанович. — Очень разбили голову себе?