– А. Это. Я понял. – Джим моргает, обдумывает сказанное и снова впадает в бешенство. – Да?! А кто тебя, черт побери, просит?
– Ты попросишь, – уверенно отвечает Айрин. – Женщины разбираются в таких вещах.
– Да? Что ж, может быть, я попрошу, а может быть, и нет. Но сейчас – я не попрошу. По крайней мере не сейчас, когда у меня этот чертов насморк. – Он пинает ковер носком каблука. От всего этого начинает болеть шея. – Послушай, мне не 18 лет. Я не пытаюсь раздевать всех женщин подряд.
Она приглаживает волосы, как-то по-утиному двигает головой:
– Хорошо, я воровка. Я цыганка. Но, Джим, я не шлюха!
– Если бы мне нужна была шлюха – я бы ее и снял. Зачем мне возить с собой шлюху?
– Тогда – в чем дело? Если ты не хочешь, чтобы я позволила тебе – зачем ты взял меня с собой?
– Черт. – Джим удивлен сам себе. – Мне стало жаль тебя. Я просто подумал, что тебе нужно быть свободной. Свободной, как я.
Она смотрит на него.
– Это так странно?
– Да.
– Правда?
– Да.
– Ну, может быть. Не знаю.
Айрин роется в своей куртке, зажигает «Мальборо» спичкой из мотельного коробка. Руки у нее побледнели. Похоже, она уже не так боится его, не то чтобы верит ему – но наблюдает.
Джим разводит руками:
– Я уже перестал понимать, что странно, а что нет. Все было так давно... Оценки других для меня мало что значили.
– Я все равно не понимаю – зачем?
– Я не думал о том – зачем. Просто сделал так.
Это мало что проясняет. Айрин прищуривается и выпускает дым. Он пробует еще раз:
– Я думаю – мы не очень похожи. Но в чем-то у нас много общего. Больше, чем у большинства людей. Нормальных людей.
Она кивает. Кажется, начинает понимать.
– Мы беглецы.
– Ну нет – тогда уж – свободные существа! У беглецов нет радостей в жизни. Посмотри на все эти игрушки! Сейчас я тебе покажу кое-что.
Джим отворачивается от нее и запускает «макинтош». Когда он начинает мышкой переносить пиктограммки, Айрин заглядывает ему через плечо.
Он вкладывает трубку мотельного телефона в акустический соединитель, «Мак» пропискивает цифры, соединяется с электронной доской объявлений.
Пробегает через входные меню, экраны растворяются, улетают – как электронный «клинекс».
– Что это? – спрашивает Айрин.
– Хакеры. Телефонные пираты.
– Кто они?
– Люди, которые воруют у телефонных компаний. Коды для междугородних переговоров и так далее.
– Но это же не люди. Это только слова на телевизоре.
Джим смеется, растирает нос.
– Не будь такой деревенщиной. У этих ребят целый свой мир.
– Это компьютеры, не люди.
– На самом деле все еще запутанней, – в голосе Джима появляется неуверенность. – Сейчас это не умные ребятки-хакеры, это уличные парни, настоящие бандиты. Я видел их, они ошиваются в больших аэропортах. Ты даешь им пятерку, они заходят в телефонную будку и могут соединить тебя с Гонконгом, Лондоном... С Москвой, если хочешь – с чем угодно.
Айрин смотрит непонимающим взглядом.
– Это все новые телефонные компании, – говорит он. – Sprint, MCI. Теперь все действительно превратилось в хаос.
– Хаос? Что значит «хаос»?
– Хаос... – Джим остановился, задумался. Что такое, на самом деле, хаос? – Чертовски странное слово, если над ним подумать. Почти философское.– Хаос – это когда все перемешано, запутано, сложно. И – гм непредсказуемо. Наверное, это слово означает то, что мы не можем понять. Возможно – никогда не сможем понять.
– Как «непонятное»?
– Да.
Джим смотрит на анонимные сообщения, проползающие по экрану.
Предупреждения, секреты, жаргон.
– Знаешь, когда я только начинал – все было очень просто. Была просто Телефонная Компания. Ma Bell. Куча больших шишек. Им принадлежали провода по всей стране, от побережья до побережья, у них были тысячи сотрудников, миллионы и миллиарды долларов. Но потом они захотели влезть в компьютеры. Новая, динамичная индустрия, все такое. Но для этого им пришлось лишиться монополии на телефонную связь. И они это сделали! Они отдали всю свою централизованную систему, всю свою власть. Я до сих пор не понимаю – почему они так поступили. Так что теперь все по-другому. Нет больше Большой Телефонной Компании с ее мордастым представителем, нет наверное, нет этого духа. И осталась просто компания, пытающаяся заработать немного денег.
Он не знает, понимает ли она его – но, кажется, она поняла тон его голоса.
– Джим, и ты этим расстроен?
– Расстроен? – Он подумал над этим. – Пожалуй, нет. Просто я теперь мало что понимаю. Теперь это не Я против Них – понимаешь, маленький парень, бросающий вызов самым жирным котам... Я, наверное, ненавидел их. Но даже когда они были большими, и плохими, и неуязвимыми – я понимал что-то. Они были жирными котами, а я был Робин Гудом. Но теперь я – никто. Эти телефонные хакеры, серьезные программисты, сидят ночами, грызут печенье и взламывают коды... некоторые из них – дети.
– Америка, – говорит она. – Странная страна.
– Возможно, мы это изобрели. Но когда-нибудь так будет везде.
Она смотрит в экран, как будто это тоннель.
– Горбачев много говорит о компьютерах в своей пропаганде. Очень много.
– Высокие технологии, черт их дери. На самом деле они вокруг нас, везде. – Джим улыбается ей. – Хочешь соединиться с доской объявлений? Выберешь себе забавное прозвище.
– Нет.
Она гасит сигарету, зевает.
– Джим, все эти машины на моей кровати...
– Ну тогда надо их оттуда убрать.
Он разъединяет связь и выключает «Макинтош».
Рано утром она трясет его за плечо.
– Джим, Джим! – Она испугана, ее лицо совсем рядом с ним.
Он садится.
– Полиция? – Бросает взгляд на часы: 6:58.
– Телевизор. – Она показывает на него – он тихо шипит в углу, на экране белая статика. Джим хватает очки, цепляет их за уши.
Комната вплывает в фокус. Видеомагнитофон все еще подключен к телевизору, на полу рядом с его пультом – пепельница, набитая окурками «Мальборо».
Джим косится на это:
– Ты сожгла видеомагнитофон?
Внезапно он замечает на полу пушистые комки смятой и спутанной видеопленки. Вспоминает, что во сне он слышал какой-то треск и шорох.
– Какого черта? – кричит он. – Ты смяла мои пленки? Восемь, нет, десять! Как ты могла?
– Посмотри на телевизор. Посмотри на него.
Он смотрит:
– Статика.
Вылезает в трусах из кровати, натягивает джинсы. Злость поглощает его.
– Я понял. Мои порнофильмы. Просто не могу поверить, ты уничтожила их, ты сознательно уничтожила мои вещи! – голос его становится громче. – Корова! Тупая сука! Ты испортила мои вещи!
– Никто не должен смотреть такое.
