— Хорошо, дочитывайте, — согласился доктор, потирая лоб. — Зиночку я предупрежу. Пока можете идти к себе. Отдыхайте, пока есть возможность.
21 августа 2007 г. Москва
На следующее утро еще до того, как часы в приемной пробили восемь, возле клиники остановилась пролетка. На ее заднем сиденье восседал невысокий невзрачный субъект в похоронно-черном костюме и засаленном котелке. Он деловито прошел внутрь, вежливо раскланялся с дежурной сестрой и спросил доктора.
— Михаил Кусаевич еще не появлялись, — развела та руками. — Придется подождать. Раненько вы, господин хороший, они раньше девяти не приезжают.
— У меня, пани, имеется предписание забрать у вас некоего Кислицына Олега Захаровича, — веско уронил прибывший. — Он должен быть подготовлен к выписке. Вас уведомили, надеюсь?
— Да, конечно, — встревожилась сестра. — Но обычно без Михаила…
— Вот и прекрасно! — поднял палец субъект в котелке. — Доктора беспокоить лишний раз незачем. Вы же, сударыня, не хотите воспрепятствовать государственному делу, не так ли?
Сестра тихонько охнула.
— Ну что вы, что вы, господин… э-э-э… нет, конечно, не хочу! — она засуетилась, уронив на пол какие-то бумаги. — Но господин Кислицын еще спят, они чуть ли не до утра читать изволили. Пока разбудим, пока утренний туалет, завтрак…
Человек в котелке тяжело вздохнул.
— Ну что же, воля ваша, сударыня, — он пожал плечами и уселся на небольшой диванчик в углу. — Будите и умывайте. Но начальству я доложу о задержке.
Сестра судорожно кивнула и бросилась вон, шелестя юбками.
Олег, впрочем, уже не спал. Разбуженный солнечным лучом, в соседней комнате загукал-забормотал умалишенный. Олег мельком видел его пару раз в коридоре. Судя по холеному внешнему виду, он явно не бедствовал, пока не свихнулся. А может, и вовсе не свихнулся, скептически подумал Олег, а просто растратил казенные суммы и сейчас укрывается от суда и следствия. Уж больно взгляд искоса у него осмысленно-интересующийся…
Народный Председатель выбрался из-под одеяла, натянул ненавистные кусачие кальсоны с безумными завязками – по старой памяти он предпочитал спать голым – и замахал руками, разминаясь. В таком виде его и застала сестра Анечка, милая незамужняя особа, чья смена началась сегодня с утра. На вид девице стукнуло не более двадцати, но здесь она уже, кажется, считалась чуть ли не старой девой. Пожелав доброго утра и тихонько фыркнув – к олеговым чудачествам она то ли уже привыкла, то ли просто списывала их по той же графе, что и прочие выходки местного контингента – сестричка аккуратно разложила на стульях костюм. Тот самый, в котором его, бессознательного, привезли сюда!
— Анна Васильевна, вы чудо! — искренне сказал ей Олег, только сейчас окончательно поверивший в избавление от навязчивой врачебной опеки. — Спасибо.
Он сделал было движение в ее сторону, чтобы поцеловать в щечку, но девушка, внезапно покраснев, метнула в его сторону грозный взгляд и вышла из комнаты, гордо неся голову. Только сейчас Олег осознал, что по местным меркам он практически голый. Пожав плечами, он ополоснулся над тазиком из до сих пор ему забавного, с пимпочкой внизу, рукомойника и принялся одеваться.
В приемную он вышел, когда ходики пробили половину девятого. Навстречу ему с дивана для посетителей поднялась личность, которую наметанный взгляд Народного Председателя сходу определил как общака-одэшника. Применительно к местным реалиям – как жандарма. Или кто у них тут сыском занимается? Профессиональным цепким взглядом ощупав лицо и фигуру Олега и вежливо приподняв над головой смешную круглую шляпу, тот представился:
— Крупецкий Болеслав Пшемыслович, сотрудник Охранного отделения. Господин Зубатов приказал забрать вас и доставить на квартиру, а также сопровождать на первых порах.
— Приятно познакомиться, Болеслав Пшемыслович, — кивнул в ответ Олег. Поколебавшись, протянул руку: — Меня вы, полагаю, и так знаете.
— Да, пан Кислицын, — сотрудник Охранки с некоторым недоумением посмотрел на олегову ладонь, но руку все же пожал, хотя и неуверенно. — Вещей у вас много?
— Вещей у меня – все, что на мне, — хмыкнул Олег. — Денег ни копейки, сразу предупреждаю, и вообще в карманах пустота.
— Не извольте беспокоиться, пан, — Крупецкий изобразил на лице фальшивое радушие. — Пока вас приказано кормить и содержать на казенный кошт. Если вас ничего более не задерживает…
— С Михаилом Кусаевичем, наверное, нужно попрощаться? А так…
— Не в Сибирь уезжаете, пан, — поморщился Крупецкий. — Свидитесь еще, коли душа пожелает. Пойдемте, «ванька» ждет.
Помахав и улыбнувшись на прощание сбежавшимся сестрам, Олег вслед за своим провожатым вышел во двор. Утреннее солнце пробивалось сквозь редкие перистые облака, не по-летнему свежий ветерок кружил над землей первые желтые листья. Громко чирикали воробьи. Олег остановился и глубоко вдохнул полной грудью. Внезапно он понял, что беспокоило его каждый раз, когда ему позволяли выйти в сад. Тишина. Глубокая тишина, которая невозможна в его родной Моколе, где даже во внутреннем дворе Резиденции не укрыться от далекого жужжания автомобильных моторов. Здесь, словно в лесу, его окружали покой и тишина, пусть и нарушаемые недалекими детскими выкриками и голосами из клиники, стуком копыт и звоном сбруи лошадей проезжающего мимо мусорного фургона.
— Хорошо-то как! — пробормотал Олег. Провожатый нетерпеливо посматривал на него поверх штакетника с заднего сиденья экипажа. — Ну, поехали, что ли…
Первые метров триста пыльная грунтовая дорога тянулась вдоль высоких глухих заборов, монотонность которых лишь изредка нарушалась калитками и воротам. Несколько раз навстречу попадались груженые телеги, запряженные большими массивными лошадьми («битюгами», всплыло словечко из глубин подсознания). Но вскоре пролетка через площадь вывернула на широкую улицу, и местность заметно повеселела. По деревянным тротуарам спешил народ в непривычных одеждах – бедно одетые женщины с корзинами; проворные громко вопящие мальчишки, размахивающие газетными листками; по-деловому, в строгие костюмы, одетые мужчины… Дворники меланхолично шоркали метлами. Количество экипажей заметно выросло, пару раз попались даже закрытые кареты, очень похожие на те, что Олег в детстве видел в книжках. Какие-то гуляющие парами и тройками девицы бросали на окружающих заинтересованные взгляды и смущенно хихикали. На улицу выходили фасады двух- и трехэтажных домов, с декоративными колоннами, высокими стрельчатыми окнами и лепными карнизами.
