Может быть, это зависело от расположения электродов или от какой-либо неисправности аппарата?
Отец очень заинтересовался нашими наблюдениями и просил поставить широкие эксперименты с целью выяснить, при каких условиях возникает глубокий сон и что приводит к поверхностному сну, благоприятствующему внушению.
Работы начались с характерным для отца размахом, но мне пришлось отойти от них в самом начале.
Причиной послужило тяжелое несчастье.
ОНА БЫЛА ЗВЕЗДОЙ
Между мной и Эллен не было тайн. А может быть, я и ошибаюсь... Я действительно была откровенна с ней, но она? По-моему, и она платила мне тем же. Правда, мне всегда казалось странным, что Эллен жила отдельно от брата и никогда, ни разу, не пригласила меня к себе. Да и Фред не бывал у нее. Но ко мне Эллен забегала очень часто, а вечера чуть ли не с первого дня моей жизни в клинике мы проводили у Фреда.
И вдруг Эллен исчезла. Прошел день, второй, она не появлялась. Я спросила про нее у отца. Он удивился:
- Как, ты не знаешь? У нее важные опыты, она не покидает лаборатории. Впрочем, как и ты, - добавил он одобрительно.
А через три дня Эллен появилась у меня. Вид у нее был утомленный. Я вдруг впервые подумала о ее возрасте. Такой тусклой, бесцветной, поникшей она никогда не выглядела. Я забросала ее вопросами, но Эллен отвечала неопределенно. Казалось, она о чем-то мучительно думает, что-то ее тревожит, гнетет. Разговор не клеился. И вдруг она сказала:
- Ли, сегодня мне снился ужасный сон. Я не могу воспроизвести все подробно, лиц я не помню, зато отчетливо помню голоса. Мистер Бронкс, Кранц, Менде, его тень... Я слышала их голоса, и мне чудилось, что они тонкими иглами колют мне мозг. И у меня отчаянно болела голова, а потом резко заболела нога. И еще мне казалось, что меня ослепила молния, она пронзила меня с ног до головы... Я проснулась в таком тяжелом состоянии, какое бывает после наркоза или операции. И знаешь, этот сон мне снится второй раз. Так было и четыре дня назад...
- Ты просто устала, - успокаивала я Эллен. - Разве можно сутками не выходить из лаборатории? Так и до галлюцинаций недалеко...
- Ты права, ты права, Ли, - вздохнула Эллен. - А может, это и есть галлюцинация?
Она помолчала, потом встала, прошлась по комнате и остановилась у моего письменного стола.
- Ой, что это? - Она взяла в руки пачку фотографий, которые я приготовила, чтобы развесить у себя в комнате. - Почему же ты их не показывала? Какая прелесть! Это ты? Сколько же тебе здесь лет? Пять... а это... мама? Какая милая!.. Ли, ей, наверно, тут меньше, чем тебе сейчас, а? И тем более мне...
Эллен оживилась, она с интересом рассматривала снимок за снимком, подробно расспрашивала о каждом. Несколько раз она возвращалась к фотографии, где отец, молодой, красивый, в лыжном костюме, без шапки, запрокинув от смеха голову, держал меня на плече, а я некрасиво разинула рот в реве.
Эллен долго рассматривала эту фотографию.
- А мистер Бронкс, оказывается, умеет смеяться, - сказала она печально. - Впрочем, это помню и я. Ты знаешь, Ли, а ведь студентки его обожали. - И, помолчав, добавила: - Твой отец - великий человек. Не спорь, не спорь, уж я-то знаю, можешь мне поверить! Я это знала еще в институте, когда слушала его лекции, и потом, когда работала у него на кафедре и в клинике. Я не встречала человека, за которым могла бы вот так, бросив все, уехать на край света... - Она спохватилась, тряхнула своими чудесными волосами и поправилась: - Я говорю, конечно, о его идеях. Они всегда дерзкие, почти безумные. Но это то безумие, которое ломает устаревшие традиции; взгляды, которые помогают науке не плестись шажком, а перескакивать через ступеньки. Учиться у него, работать с ним - это большое счастье. Во всяком случае, я всегда так думала... Совсем недавно так думала... - Эллен заговорила быстрее, не в силах, видно, справиться с тем, что бушевало, рвалось из сердца: - Раньше, но не теперь! Я перестаю понимать его. Я не согласна с ним! И это ужасно. Я не нахожу себе места это так тяжело. Понимаешь, Ли, я привыкла слепо верить ему, для меня каждое его слово - закон. И вот я ему больше не верю! Я это долго скрывала, но последнее время у нас возникают один конфликт за другим.
Эллен разрыдалась. Мне было жаль ее, я видела: она больна, она мечется, в ее жизни назрел какой-то разлад, кризис. Но чем я могла помочь ей?
- Эллен, родная, ну, хочешь, уедем куда-нибудь? В Майами! Или в Ниццу? Отдохнем, встряхнемся...
Я говорила, но не верила себе. Куда же я поеду отсюда? Тут многое уже незаметно для меня вошло в мое сердце...
А Эллен ухватилась за мою мысль:
- И я думала об этом! Представляешь, будем просто жить для себя, и все! Никаких тебе Кранцев, Менде... Никаких опытов... Возьму и выйду замуж, как все! А что, Ли, как ты думаешь, польстится на меня какой-нибудь дурак? Но, чур-чур, никаких ученых - только артист или там какой-нибудь альпинист... Все к черту!
А потом я не видела Эллен неделю. Я устроила отцу сцену и потребовала, чтобы он разрешил мне зайти в ее лабораторию.
- Иначе я уеду, завтра же, - сказала я.
- Но она больна, - убеждал он меня. - И может быть, это инфекционное заболевание.
Я настаивала. Отец злился. Я ушла, хлопнув дверью. Утром следующего дня отец отвел меня к Эллен.
Когда я вошла в комнату рядом с лабораторией, куда поместили Эллен, я едва узнала ее. Она схватила мою руку, заставила склониться близко-близко к себе, и я услышала:
- Ли, я снова видела тот же сон!
А на следующий день отец вызвал меня среди дня и сообщил, что Эллен скончалась.
- От острого энцефалита, - сказал отец. - Возможно, - добавил он, она была неосторожна.
Я онемела от горя. На меня обрушилась лавина подозрений, ужаса перед чем-то необъяснимо страшным. Энцефалит? Эллен умерла от энцефалита? Я вновь и вновь перебирала в памяти события последних дней, которые - я теперь не могла себе этого простить! - прошли мимо меня. Это было горячее время, рабочий день и почти все вечера я проводила в лаборатории с Ниночкой.
И вот теперь Эллен умерла... Энцефалит? Я не верила этому.
В последнее время действительно от этой болезни одна за другой умерли несколько женщин, главным образом лаборанток Эллен. До сих пор думали, что эту болезнь, как и ряд других, передает какое-то насекомое. Хотя выход в лес за территорию городка запрещен, это не дает полной гарантии. Удивительным было то, что все погибшие - женщины, причем среди них только Эллен была белой.
Меня поразило, что смертные случаи не взволновали сотрудников института и клиники. Возможно, это было следствием режима изоляции и предельной замкнутости, в которой пребывали жители нашего поселка.
Но еще больше меня озадачила реакция отца. Он по-прежнему сохранял невозмутимость и практицизм.
