- ?!
- Я уезжаю!!
Энемус стоял как громом пораженный, даже приоткрыл рот от удивления.
- Что ты раззявился, как вяленая лула? Это - лодки-цендалы морских цыган-анугов! Я ведь тебе про них рассказывал. Говорил я тебе и то, что близок день когда их старейшина пришлет лодку за мной. Я тебя учил?! Я тебя натаскивал?! Ты всегда был рядом со мной на кухне и знаешь все мои секреты. Вот, а теперь сам управляйся с хозяйством и собственностью - ты волен поступать, как тебе заблагорассудиться!
- Но, Жаф, как же так, я ведь думал ты это не серьёзно! А потом, что скажет Кры…, то есть, Лионда? Она ведь твой компаньон!
- Нет и нет, и не уговаривай! А госпожа Бру, если заглянет в свой сундучок, найдет там письмо со всеми подробностями и извинениями. Теперь ты - полноправный компаньон! Распоряжения на этот счет я тоже оставил. Всё, иду к себе и собираюсь в путь!
Тем временем, к речному причалу Лимерии, справа и слева, пристали две длинные узкие лодки, с двенадцатью гребцами, сидевшими в один ряд. У каждой лодки нос и корма были высоко задраны вверх. Еще одна, самая большая представляла из себя катамаран из восемнадцативёсельных лодок. На его настиле возвышался шатер, покрытый тростниковыми циновками и плотной тканью. Катамаран бросил якорь рядом с пристанью, люди пересели на другую лодку и потом высадились прямо на берег. Все прибывшие расположились полукругом прямо на песке недалеко от пристани.
Здесь были только ануги-мужчины, стройные, смуглокожие, черноволосые и черноглазые, все примерно одинакового, среднего роста. Они все имели за спинами котомки, которые тут же развязали, а их содержимое предложили на обмен местным жителям. Здесь были коралловые бусы, жемчуг, искусно вставленный в оправы из красивого полированного дерева магр, амулеты и ожерелья из акульих зубов, гребни из панцирей ракохвостов и еще много разнообразных мелких вещей, изготовленных из даров моря с большим старанием и мастерством.
Один из этих людей был с черной бородой, а его одеяние выделялось особым вкусом и изяществом, хотя и не было вызывающе роскошным. У него на поясе висел кривой нож в посеребренных ножнах из того же магра, на костяной рукоятке поблескивал драгоценный камень. Глаза этого человека отличались особой жгучестью, а сам он был смешлив и весел.
Когда на берег пришел Жаф с мешком и походной тростью, чернобородый широко ему улыбнулся, и они заключили друг друга в объятия, как давние и хорошие знакомые:
- Клиоу манаа, перван Жаф! Здравствуй, мой дорогой друг! Как давно мы не виделись! - весело приветствовал чернобородый ануг повара.
- Итти аку дэ, венал Мизасу! - ответил повар, улыбаясь и кланяясь. - Я тоже рад встрече, старшина Мизасу!
Далее разговор пошел на языке анугов. Беседуя, приятели пошли в сторону причала. Медленно шагая, они оказались у его противоположного конца. Там оба остановились. Мизасу подал знак рукой. От торжища встали шестеро гребцов и перевезли друзей на катамаран.
Через пару часов "ярмарка" была свернута, а гости пересели на свои суда и отправились в открытое море.
Пока все это происходило, Энемус, Окка и Лионда были заняты тем, что горячо обсуждали решение повара. Они не долго ломали себе голову, хотя как раз вопрос о причинах столь быстрого отъезда, если не сказать - бегства, сильно всех озадачил. Больше всего их занимали распоряжения Жафа о своем имуществе, потому что, не будем скрывать, они были людьми жадноватыми до золота, красивых вещей и всего прочего, достающегося даром. Негласное правило "чистых полов" в "Хрустальном окуне" было известно всем: утерянное "по причине приподнятости духа и кружки" в харчевне искать бесполезно - схватить за руку хозяев за то, что они собирают упавшие на пол ценности, потерянные подвыпившими посетителями, было крайне сложно. Искать же по "остывшим" следам и что-то доказывать никто не хотел в силу бесперспективности этого занятия.
Когда Энемус, наконец, выскочил из харчевни и побежал к берегу, приезжих уже не было, а силуэты лодок почти исчезли за поворотом левого берега дельты. Он был несколько опечален этим обстоятельством и угрюмо побрел обратно.
Войдя в опустевшее заведение, Энемус обнаружил свою болтливую Окку в некоторой растерянности. Она вдруг вспомнила, что при их разговорах не было еще одного участника. Энемус согласился с тем, что Жаф почему-то забыл упомянуть про Убо. Лионда, сколь не была прижимиста и холодна, согласилась с тем, что шаргана можно было бы принять в компаньоны - хотя бы за длительную службу - почти пять лет. Она еще добавила, что при всей своей угрюмости он был справным работником и исполнительным помощником. Все взяли по свече в деревянных подсвечниках с округлыми рукоятями и направились к каморке, где и обитал Убо. На улице уже было темно, а скрип половиц и свист ветра где-то в тростнике на крыше нагоняли на присутствующих мрачноватые мысли и даже некоторую робость. И вот уже дверь, в которую Лионда, как старшая, все-таки решилась постучать. Но с последним ее ударом дверь открылась, хотя в такое время обычно была запираема изнутри. В узком помещении была пустая кровать, стол и табурет. Небольшой морской сундучок, с которым Убо пришел сюда так давно, а также все его вещи исчезли. На середине дощатого стола лишь осталась лежать красная выцветшая косынка, которую шарган повязывал себе на голову и под которую прятал длинные черные волосы, заплетенные в тонкие косички, напоминающие тощих змей. Все трое так и ахнули: "Он тоже ушел! Или убежал?! Куда он мог уйти?!"
Вскоре мелькание свечей в окнах "Хрустального окуня" стало пропадать, пока вся харчевня не погрузилась в сонную тьму…
Двадцать миль от дельты реки Тисс, около пяти миль от побережья, остров Скала Черный полумесяц, раннее утро, примерно через два дня.
… Ночной напор таннуманана почти сошел на нет. На море была легкая рябь. Баца-Бол, в своей всегдашней жилетке на голое тело и в шароварах, подоткнутых в сапоги с загнутыми вверх носками, стоял на краю утеса, круто обрывающегося в море. За его широким поясом-шарфом была кривая короткая сабля южной выделки, а левой рукой он опирался на длинное древко своего океха - рубящего оружия, представлявшего из себя стальную дугу, поставленную вертикально и заточенную как бритва по всей длине, прикованную в середине к стальной трубке, в которую и вставлялась деревянная жердь. На голове Баца-Бола был тюрбан из дорогой когда-то южной ткани, теперь почти совсем утратившей окраску. Он пристально всматривался в пролив между островом и Южным побережьем. Там можно было различить какое-то движение, что-то неясное медленно приближалось к острову сквозь легкий туман. Его чуткий слух уловил скрип уключин - так и есть, кто-то плывет сюда на корабельном боте или на лодке рыбака! Он немного повернулся и крикнул вверх, чтобы его было слышно на площадке возле маяка, стоявшего на самой высокой точке острова:
