Власов возражал. Разве ученые оговаривались, не вносили в теоретические расчеты поправки на неоднородность земной поверхности, трение слоев воздуха и прочее? Нельзя делать выводов из опыта нескольких часов полета. Наша задача не в том, чтобы непременно лететь на север, а в том, чтобы найти постоянные воздушные течения с юга на север и обратно. Постоянство же растет с высотой.
– Мне не нравится в нашем режиме другое, – сказал Ханмурадов. – Тридцать шесть километров в час – черепашья скорость. Я уверен, что в воздушном океане имеются течения нужного нам направления гораздо большей скорости. Здесь есть, наверное, реки с ураганной быстротой течения. Сто–сто пятьдесят километров в час – вот это скорость! Я предлагаю еще поискать По вертикали то, что нам нужно.
– Течение, которое сейчас несет нас на северо-восток, по всей вероятности, совсем не постоянная воздушная река, а местное или временное передвижение воздуха. Быть может, к ночи эта река потечет вспять. Только на большой высоте можно ручаться за то, что мы имеем дело с постоянным потоком воздуха от экватора к полюсам, – продолжал настаивать Власов.
– Потечет или не потечет вспять река, которая сейчас несет нас на своих воздушных волнах, в этом мы также должны убедиться на опыте, – возражал Сузи. – Пока фактом остается то, что мы нашли воздушное течение, которое направлено от Кушки на Новосибирск. Это чрезвычайно важная воздушная трасса. Если нам удастся установить, что мы имеем на достигнутой высоте устойчивое воздушное течение, своего рода воздушный Турксиб, местные пассаты, то это может иметь огромное экономическое значение для безмоторного воздушного транспорта. И нелепо было бы бросать эту найденную трассу неисследованной… – Сузи помолчал. – В конце концов научным начальником экспедиции являетесь вы, товарищ Власов. Я только «шофер». Куда прикажете, туда и поведу!
– Я помирю вас, – сказал Буся. – Будем держаться настоящего курса до ночи. Если после заката солнца направление не изменится, идем этим курсом и дальше. Если «река потечет вспять», начнем поиски другой реки!
– Называется, поймал на слове! – рассмеялся Власов. – Ладно. Пусть будет по-вашему. Ждем ночи.
После обеда Сузи отправился в капитанскую рубку. Остальные разбрелись по каютам.
Площадь пола в каютах – около двух метров, высота – три метра. Просторная постель была подвешена над головой. Внизу оставалось достаточно места для небольшого стола и двух кресел. На столе – электрическая лампа под шелковым абажуром. Иллюминатор мог закрываться плотной занавеской. Около двери – умывальник с холодной и горячей водой. Для свободного движения оставалось не слишком много места. Но при желании люди могли ходить для моциона по застекленной веранде, которая шла вдоль всей гондолы, и по площадке, которая шла вдоль поверхности оболочки дирижабля рядом с рельсовым путем движущегося анемометра. При небольших высотах подъема на эту площадку можно было выходить и без теплого костюма и кислородной маски.
Все управление было настолько автоматизировано, что люди вполне могли положиться на «механических слуг». Оставалось лишь следить за регистрирующими аппаратами. Самопишущие приборы неустанно писали «историю полета», отмечая время, высоту, скорость, состав воздуха, электрические свойства атмосферы – все, что может интересовать аэролога, аэронавигатора, физика.
Электрифицированные кухни, ванна, прачечная упрощали хозяйственное и гигиеническое обслуживание.
Чтобы не брать слишком много кислородных баллонов для дыхания на больших высотах, был устроен особый аппарат. При помощи вентилятора внешний воздух втягивался в камеру, кислород отделялся от азота и других газов и в сгущенном виде поступал в баллоны, азот выбрасывался обратно в атмосферу вместе с аргоном, гелием, водородом, геокоронием. Водяные пары конденсировались. За их счет пополнялся самый дефицитный продукт – вода. Энергию для динамо-машины давали аккумуляторы.
Ханмурадов вынимал из портфеля и раскладывал на столе книги, бумаги.
– Ханмурадов, иди ко мне! – послышался голос Сузи. – Подежурь, мне надо передать несколько радиограмм! – сказал Сузи, когда Ханмурадов вошел в капитанскую рубку.
Ханмурадов утвердительно кивнул головой. Сузи ушел. Ханмурадов остался стоять посреди каюты. Рассеянно посмотрел в большой иллюминатор в передней стене и вскрикнул – «вва!» – до того необычна была картина, которую он увидел.
«Альфа» шла в полосе перистых облаков. Заходящее солнце окрасило облака в розовый цвет. Облака сверху, облака с боков, облака снизу… Закон перспективы создавал из этих случайно разбросанных облаков подобие гигантского туннеля, в центре которого двигался дирижабль, бросая тень на правую верхнюю часть облачной стенки. Никогда еще Ханмурадов не ощущал пространства с такой почти физической осязаемостью.
Все стояли молча, неподвижно, почти подавленные. Воздушно-облачный туннель словно был создан из огненно-светящегося газа. Огненные языки, клубки, нити неуловимо, неустанно меняли формы. Низ туннеля начал гаснуть. Огненно-палевый цвет незаметно переходил в розовый, сиреневый, синий…
– Цветовая симфония! – тихо сказал Власов, словно боясь спугнуть своим голосом химерических птиц. Моторы не работали. Тишина была изумительная. Слова Власова прозвучали глухо, как из-за стены. Тишина словно поглотила звуки человеческого голоса. И снова пауза…
– На земле солнце уже зашло, – тоненьким голоском проговорил Буся. И снова молчание.
Солнце коснулось горизонта и начало медленно погружаться. Последний луч – зеленый луч! – редкое атмосферическое явление, и нет больше солнца.
Перистые облака высоко над «Альфой» еще пламенели несколько минут и погасли…
– Финита ля комедиа! – сказал уже обычным своим голосом Власов.
Лампа ярко освещала каюту. Власов ходил три шага вперед, три назад, морщился, тер грудь и говорил:
– Ну, кто был прав? А? Я сейчас проверял записи. И что же? «Альфа» шла все медленнее.
Власов зевнул.
– Пойду приму лекарства да прилягу, пока астма не разыгралась… Э-хе-хе! – Он ушел покряхтывая.
– И в самом деле, лучше бы он сидел в своем Павловске, – сказал Ханмурадов. – Расхворается – возись с ним!
– Власов – один из лучших наших аэрологов, – ответил Сузи. – Он не совсем здоров, и ему, конечно, нелегко дается такое путешествие. Но ты думаешь, он усидел бы в Павловске? В нем все время борется «бренное тело», которое просит покоя, с неугомонным духом ученого. Вот он раскряхтелся, о лекарствах, кровати заговорил. А ты думаешь, будет он лекарства принимать, ложиться в постель? Я уверен, что всю ночь с камерой просидит. Будет следить за ночной радиацией. – Сузи зевнул. – Ты-то сам хочешь спать?
