Сквозь толстое стекло Микола увидел искаженную строчку - Цена 1 р. 10 к. Флакон наполовину пуст. Наверное, только этим можно объяснить скупердяйство стаканчика. Чтобы проверить свою догадку, Микола и вылил в него остатки одеколона. Терять было нечего. Флакон швырнул в открытую форточку, услышал, как он звякнул об асфальт и разбился. Воодушевившись, торжественно поднял стаканчик и выпил.
В шкатулке звякнул еще один полтинник.
- Все точно! Как в аптеке.
Одеколон ударил в голову, по телу разлилась приятная нега.
- Жасмин - красивое словцо, не познанное мною прежде. Свидание в саду... Прощанья отметем - оставим только встречи. И с Пылесосом, точно с Помпиду... Ха-ха-ха...
Одним словом, день начался фантастически удачно. Обнадеживающий эксперимент следовало продолжить, во всем точно удостовериться, все по-научному исследовать, чтобы в будущем не нарваться на какое-нибудь случайное недоразумение. Из-под подкладки Микола достал "подкожную" десятку и начал одеваться, но тут же вспомнил, что до двух часов эксперимент не удастся продолжить. Руки бессильно опустились. А "Жасмин" будоражил кровь, призывал на подвиги.
Тщательно вымыл несколько раз стаканчик с мылом под горячей водой. "Чтоб и духу не было. Отныне если пить, то самое дорогое! А это - в первый и последний раз!" Отнес шкатулку с деньгами на место. Опять лег и старался успокоиться. Но тщетно.
- Жизнь новая нам открывает двери, жизнь новая на подвиги зовет, рукою физика душа виолончели вселилась в тело грешное мое. Я был никто, и мал, и неказист, но стать великим возжелал, и Справедливость Высшая - ее величество - мне благосклонно улыбнулась. Я чувствую дыхание и взгляд ее, я чувствую - поток несет меня, и на пути своем смету я все преграды. Вперед, актер, заманчивых волшебных сцен!..- декламировал вслух.
Микола подскочил с дивана, понимая, что дольше лежать не сможет. Радость "открытия" его распирала. Да и "Жасмин" не ленился в глубинах его гениальных извилин.
"Нужно действовать. Нельзя терять ни часа. И в жизни время нельзя терять. А время как вода. Течет и не вернется никогда. Мы ж тратим понапрасну секунды, минуты, часы, и месяцы и годы... Необходимо создать запас финансов и тогда... Тогда лишь и начнется кругооборот воды в природе! Пылесос истории! А деньги нужны для почина... И чтоб Лариска не узнала... Вот... Отцовский золотой брегет... ценой не менее трехсот..."
Он нашел часы сразу, хотя тот и был запрятан на самом дне картонной коробки вместе с Ларисиными украшениями-драгоценностями. Исчезновение часов, Микола был уверен, внимания не привлечет. Отец, пожалуй, вообще забыл о них. Он уже совсем беспамятный. А Лариска три года назад хотела снести этот брегет в ломбард, когда с деньгами было туго. Но тогда как-то выкрутились.
"Если Лариска хватится, то скажу, что отдал знакомому мастеру почистить механизм".
Настроение было прекрасным. Хотелось действовать. Хотелось жить и побеждать. Все тело налилось до сих пор неведомой энергией.
Путь до скупочного пункта показался бесконечным. В переполненном трамвае было тесно и очень неудобно, к тому же то и дело ловил на себе удивленные и осуждающие взгляды. Впервые в жизни Миколу подвела его бородка-борода. Будь он тщательно выбрит, то запах "Жасмина" от мужчины не вызывал бы удивления. Но... бритым его назвать невозможно. Как назло духота.
К большой витрине, за которой принимали от населения изделия из золота и серебра, Микола не пришел, а прибежал. Он знал, что не только опоздал, но пришел напрасно. Он знал систему сдачи драгоценностей, установленную самими желающими избавиться от своего "богатства" - нужно прийти в пятницу формально к восьми утра, а на самом деле намного раньше. Желающих-то много, а записаться удается лишь тем, кто пришел в числе первых. В восемь часов работница скупки придет сюда и, открывая двери, начнет бурчать, что ей мешают работать, что талоны будут выдаваться только завтра. Однако люди не перестанут еще с час толпиться. Пойдет по рукам список, допишутся новые желающие. Наконец, золотовладельцы расходятся, чтобы собраться здесь же в семь вечера. Состоится перекличка. Того, кто не явился, не без удовольствия вычеркивают. На следующий день, в субботу, все снова пораньше сбегаются к витрине скупки, проводят перекличку. А в восемь часов - выдают талончики на всю неделю. Получил талончик и уже знаешь, в который день и час тебя освободят от тяжелого металла. Недоумки без талончиков испепеляются взглядами и безжалостно оттираются локтями тех, кто, недосыпая и убегая с работы, выхлопотал право на свой день и час. Но от друзей Микола знал, кое-кому удавалось упростить этот "героический" путь. На это он и рассчитывал. Возле дверей стояло человек десять.
- Вы все с талончиками? - тихо спросил.
Ему никто ничего не ответил, но все посмотрели на него внимательно. Когда же он, пытаясь отдышаться, опрометчиво дохнул одеколоном, интерес к его особе сразу уменьшился. Тем не менее один коренастый краснолицый усач в кожаном пиджаке продолжал смотреть изучающе, хотя несколько иронически, и свысока, но вполне по-деловому.
- Принес что-то на комиссию?
- Принес.
- А что, если не секрет?
- Часы.
- Золотые?
- Конечно.
- Какие? Сколько хочешь за них? Пойдем прогуляемся... Если, конечно, хочешь.
- Пойдем.
Они зашли за угол дома, но усачу это место показалось недостаточно уютным для разговора, и он повел Миколу под каменную арку старого дома.
- Ну-ка, покажи.
Микола не без опасения достал из кармана отцовские часы, положил на чужую ладонь. Вроде бы не было оснований бояться усача, но разве узнаешь, где соломку подложить. Вдруг, к примеру, схватит часы - и айда проходными дворами. Попробуй догони его. Или заедет меж глаз так, что и догонять не захочется. Но усач ведет себя спокойно и заметно волнуется, чтобы Микола его самого не надул. Рассматривал часы со всех сторон, изучал, наконец, сказал:
- Ну, что я скажу... Две сотни за них могут дать... Кстати, они на ходу?
- Ходят, ходят, - ответил Микола. - Прекрасный механизм, разве придется почистить.
- Вот и чудесно, - равнодушно продолжил краснолицый. - Мне с ними все равно не ходить... Минус комиссионные затраты... Рублей на сто восемьдесят еще можно рассчитывать...
- Этим часам не меньше трехсот цена, - уверенно произнес Микола.
Усач посмотрел на него высокомерно, снова принюхался к Миколе, и твердо заявил:
- Значит, так, три десятки навару - это не много. Без талончика тебя сегодня все равно не пропустят. А деньги тебе нужны вижу, сразу. Могу дать сто пятьдесят. По рукам?
- Мало, - возразил Микола; - Очень мало. Ему не менее трехсот цена.
Коренастый рассмеялся.