— Вас это радует? — спросил я.
— Конечно! Вы даже представить себе не можете, как тоскливо здесь одному. Ночью, особенно когда на улице метель, кажется, что нет никого на всем белом свете, кроме тебя… Поэтому у меня редко замолкает магнитофон.
— Он вздохнул. — Однако теперь все это позади. — Он снова засмеялся, и глаза его заискрились.
В этой радости и в этой улыбке, мне показалось, промелькнуло что-то фальшивое, как будто он на мгновение снял и снова надел маску.
Стоп, парень! — сказал я себе. — А как же презумпция невиновности? Я всегда удивлялся, как легко в подозреваемом, в его поведении и внешности обнаруживаются преступные черты. Не будем вешать собак на честных людей… И тем не менее, за бутылкой человек иногда говорит такое, что трезвый он никогда в жизни не скажет. Поэтому я с энтузиазмом потер руки и вожделенно посмотрел в сторону всего этого кулинарного великолепия.
Через пару минут мы уже сидели за столом. В стереораме по-прежнему стреляли друг в друга лихие ребята, кого-то окунали в бочку с водой, и сцена эта приводила лихих ребят в буйный восторг. В их лихости, на мой взгляд, было что-то от кретинизма.
— Как будем пить? — спросил Маккин. — Давайте по-русски.
— Как это — по-русски?
— А это когда чистое, и доза лошадиная… — Он засмеялся.
— Вы были в России?
— Нет, к сожалению, не был.
— Почему к сожалению?
— А там всегда умели пить, — сказал он, разливая виски по рюмкам. — Ну а я никогда не причислял себя к трезвенникам. — Он снова рассмеялся.
— По-моему, у вас несколько однобокое представление о русских, — сказал я.
— Вы правы, — сказал он. — Но это я так шутил… Ну, за приятное знакомство!
Мы выпили за приятное знакомство и, продолжая дурачиться, стали пить по-русски. После третьей мы были уже на ты. Я звал его Джоном, а он меня Джерри, и мы были давними друзьями. Нас очень радовало, что мы оба Дж…. Впрочем, я старался держаться в рамках.
Мы выпили виски, обсудили последние международные события и фигуру новой кинозвезды Аниты Крюгер, потом поговорили о публичных домах на бульваре Роз, выяснили, что бывали в одних и тех же и пришли к выводу, что самые потрясные девочки в заведении Старухи Берты. Потом мы допили виски и, перекидываясь скабрезными шуточками, посмотрели в передаче Все для мужчин сеанс стриптиза с Норой Розенталь. Потом заговорили о рыбалке, и я изо всех сил пытался выдать себя за первоклассного рыбака. По-моему, это мне удалось, во всяком случае, в части вранья. Потом мы начали бутылку рома, и я решил, что пришла пора брать быка за рога.
— Слушай, — сказал я, — что случилось тут с твоими радистами? Мне сказали, что радисты на этой станции не выживают.
Мне показалось, что он отреагировал слишком быстро, но, видимо, он был еще не слишком пьян, а может быть, я был уже слишком пьян (мне даже пришла в голову идея принять таблетку антивинина), во всяком случае, ничего, кроме этой быстрой реакции, я в его поведении не заметил.
— Один упал в пропасть, — сказал он. — Когда я ложился спать, он был у себя, а просыпаюсь — его нет. Стал искать, потом вызвал спасателей. Нашли в тот же день, вот только помочь ему было уже нечем.
— А второй? — спросил я.
— Дик-то? А его зачем-то понесло среди ночи шататься по горам… Видимо, заблудился и попал под лавину. Этого нашли только на третьи сутки, да и то с помощью собаки.
— А почему же он не взял с собой мигалку? Они же именно для таких случаев и предназначены.
— Забыл, наверное…
— Вы, должно быть, перед этим вот так же посидели?
— Да, было дело… Ребята были компанейские, отказываться привычки не имели. Я, помнится, еще сказал Дику: Смотри, не свались, как Боб… Первого Бобом звали, — пояснил он. А он мне и говорит: Что я себе враг, что ли? Ну вот, а кончилось все плачевно…
Он несомненно лгал и лгал, по-моему, не очень умело, на уровне сопливого мальчишки, который съел без спроса варенье и пытается свалить все на кошку. В папке Клаппера было сказано, что первый радист действительно упал в пропасть в состоянии опьянения. Поэтому, наверное, и расследование закрыли, посчитали за несчастный случай. А вот у второго радиста алкоголя при вскрытии не обнаружили.
Я стал обдумывать, как бы мне вывести его на чистую воду, чтобы он сам себя запутал, заврался и со вздохами, нехотя признался в этом, и осталось бы ему только рассказать правду, одну правду, ничего, кроме правды, но тут я неожиданно ощутил себя сидящим под объективом микроскопа, а сквозь всю эту невозможную оптику на меня взглянул чей-то глаз, неизвестный, огромный, пронизывающий, понимающий все и всех, завораживающий, леденящий душу… Ощущение было настолько полным, что у меня засосало под ложечкой, по спине побежали мурашки и задергалось левое веко. Я не выдержал и оглянулся по сторонам. Никто ниоткуда на меня не смотрел. Маккин уставился куда-то в угол и, казалось, силился что-то вспомнить, но выводить его на чистую воду мне уже абсолютно расхотелось.
Разговор наш вновь вернулся к кино-, рок-, секс- и прочим подобным звездам. Собеседник он был отличный, и время летело быстро. Дошло дело до пива, и тут Маккина не хватило. Он с трудом встал со стула и, пошатываясь, вышел из каминной в ванную, а я остался сидеть за столом, открыл еще пива и прибавил звук в стереораме, чтобы заглушить те, что доносились из ванной.
Потом он, цепляясь за стены, вновь появился в каминной и сказал заплетающимся языком:
— П-по-моему, мне п-пора в п-постель… Сп-покойной ночи!
Он оторвался от стенки, сделал три шага, пошатнулся и упал в камин. Я остолбенел, но одежда на нем не вспыхнула. Он ворочался в камине, пытаясь встать хотя бы на четыре точки. И тут я понял: это был не настоящий камин, это было всего-навсего голографическое изображение, но до чего же натурально все было сделано.
Я помог метеорологу встать, и мы потащились в его комнату, запнувшись по пути за несуществующий порог. Когда мы добрались до его постели, он был уже полностью готов. Нет более сложного занятия, чем раздевать пьяного в стельку человека. Прошло несколько минут мучений и титанического труда, и тупое пьяное сопротивление было, наконец, преодолено. Маккин ткнулся носом в подушку и засопел, а я, вытерев со лба пот, сел на стул и огляделся.
Комната у него была такая же, как и у меня, маленькая и уютная. Стены ее были разукрашены множеством цветных фотографий, вырезанных из Плейбоя и подобных ему журналов. Со всех сторон на меня смотрели обнаженные женщины во всевозможных позах, смотрели невинно, смотрели нагло, смотрели равнодушно, смотрели призывно, смотрели, смотрели… От их взглядов у меня начала кружиться голова. Я решил обследовать вещи метеоролога. Вещи были как вещи: одежда, книги, какие-то безделушки. Впрочем, я и не надеялся найти здесь пистолет или звучник. Книги, правда, меня смутили. Я знал много ребят, у которых со стен их жилищ улыбались красотки в костюме Евы. Это были разные люди — гангстеры, наркоманы, насильники, но было у них одно общее — книг эти типы, во всяком случае, не читали. Я просмотрел названия томов. Драйзер, Шекспир, Гюго, Толстой… Было несколько солидных книжек по истории. Интересная библиотека для алкоголика и любителя порнографии…
