судьбе “волка” в угол такими передрягами – “волку” и не такие переделки по зубам. Был я уже ни
раз и бедным, и брошенным, и бессильным, но еще ни разу не был дохлым.
Я посмотрел вниз через череду лестничных пролетов, заслышав шаги, – легкие летящие шаги…
Она… Агнешка… Красавица моя…
Глава 3
Она подняла голову и… Я замер, озаренный сиянием ее глаз. Агнешка взбежала, взлетела,
вверх… ко мне. Только она не бросилась в мои открытые объятия, а… схватилась за грудь и
кинулась вниз. Я перевел дух, возвращая потерянное дыхание, и ринулся за ней.
– Агнешка! Что, такой страшный?! Не такой же страшный! Агнешка постой! Я же еще и
хромой…
Она собиралась выскочить из подъезда, но толкнула дверь в другую сторону и, так и не открыв
тяжелые створы, припала к стене, отвернувшись от меня. Ее хрупкие плечи затрепетали под моей
поправленной опытным хирургом рукой – она зашлась тихим плачем.
– Не распускай мне слез и… Да что ты?
Она так и осталась стоять ко мне спиной, не поворачиваясь, пряча лицо, – лишь ее тонкая рука
судорожно сцепилась со стеной, царапая потрескавшуюся штукатурку.
– Агнешка… Я ж не совсем калекой к тебе заявился… Я бы не явился, если бы…
Она закричала и зарыдала в голос, сползая по стене на пол. Я подхватил ее, отодвигая
встревоженного Войцеха, до которого, как и до меня, ровным счетом ничего не доходит.
– Да что все это значит?! Ты что, мне настолько не рада?!
– Вольф! Что с тобой сделали?!
– Что видишь, то и сделали.
– Я ничего не знала! Ты мне ничего не писал! О боже! Боже…
Она прерывисто всхлипнула, отводя глаза от моего лица и закрывая вздрагивающие губы
руками.
– Я с таким трудом вернулся к тебе, а ты меня встречаешь, как… И врага так не встречают! А
я… Я только и выжил, думая, что к тебе вернуться должен, что ты меня ждать должна! Пришлось
мне на обратном к тебе пути такое пройти, что тебе и в страшном сне не снилось, – такие тяжкие
страдания перетерпеть, такие сложные испытания преодолеть! Я такого насмотрелся, что ты и в
кошмаре не видела! А ты… Думаешь, собирался я к тебе в таком виде являться?! Только выбора у
меня не было – врачи и так старались, как могли, меня по обломкам собрать! А ты не можешь даже
вид сделать, что рада! Не таким же жутким чудищем пришел! Не такое же страшное горе принес!
А ты не можешь даже капли терпения проявить, даже постараться привыкнуть!
Агнешка задохнулась, рыдая в просто пугающем исступлении. Войцех, удерживая спешно
надетые и спадающие штаны, сел на корточки рядом со мной, стараясь ее успокоить. Только она
зашлась сухим плачем еще страшнее.
– Агнешка, не надо. Нельзя так. Не встречают так.
– Тупые! Оба! Тупые! Если бы я знала! Если бы знала! О боже! Боже! Сжалься над нами!
Сжалься над грешными! Сколько страданий, боже! Прости нас, господи!
До меня вдруг дошло, и я побледнел. Сердце свело, и оно снова зашлось отчаянным стуком.
– Сознаешься?! Смотри мне в глаза! Отвечай! Не дождалась?! Не дождалась!
– Вольф! Я не знала!
– Жалко меня стало?! И сразу передо мной стало стыдно?! А прежде не жалко было и стыдно не
было?!
– Прекрати! Прошу тебя!
– Не приходило в голову, что сильным больно бывает равно, как слабым?! Что не кричат они
просто о муках, а молчат, как покойники, – пока не подохнут, сраженные сердечным приступом?!
126
Нет, не приходило… Забыла обо мне подумать, решила, что для меня достаточно и засевшего у
тебя в голове заблуждения, что одних слабых беречь надо?!
– Вольф, довольно!
– Считаешь, что слабым дозволение на слабости свыше дано?! Думаешь, что для всех и всего
довольно дозволения такого?! Что тебе с ним и стараться сильно не надо слабый дух скреплять?!
Что тебе простят, стоит прощения попросить?! Так проще жить! Только так нельзя жить! Я не
позволю тебе так жить, – как бог позволяет! И поступать со мной так, как разрешает он, – не
разрешу! Ты у меня прощение не проси – не прощу! Искупай вину!
Она не ответила, и я подхватил ее на руки, потащил наверх. Хлопнул дверью, кидая ее на
усыпанную колючими цветами кровать, невзирая на то, что “медведь” Войцех превратил постель в
настоящую берлогу. Он стучит в дверь – колотит так, что чуть не вышибает, только я…
– Ян, ты мне хоть одеться дай! Без завтрака я могу, а без одежды никак! Ян! Дверь открой! Ты
что, глухой?!
На вид искреннее раскаяние девушки преобразилось в действительно убедительный страх от
моей мстительной грубости.
– Вольф! Отпусти меня! Не надо!
Золотой дождь ее волос полился на пол. Она, вырываясь, вскрикнула… соскользнула с кровати,
путаясь в белых простынях. Войцех вышиб дверь.
– Ян! Не трогай ее! Ты что творишь?!
Повалил его подсечкой, заломил ему руку за спину, припер его коленом.
– Я тебе почки отобью! Будешь у меня кровью мочиться! Будешь у меня знать, как мою
девушку!..
Агнешка повисла у меня на руке, крича. Оттолкнул ее… только она уцепилась за меня, моля
еще отчаяннее.
– Не бей! Не бей его, Вольф! Он не виноват! Я! Я виновата, Вольф! Только я!
Войцех сорвал мой захват, рискуя переломом руки, отбросил меня с такой неимоверной силой,
что я просто влетел в стену.
– Моя вина, Ян!
Мощный поляк намертво охватил меня, как медведь, – так, что не пошевелиться и не
продохнуть.
– Ян, успокойся ты. Давай выясним все спокойно.
– Спокойно?! Ты что, не видишь?! Не видишь, каким я вернулся?! Я покалечен, я приметен и к
прежней службе не пригоден! Я остался без лица, без службы и без гроша за душой, с одними
шрамами! Думаешь, я после такого ее тебе отдам?! Нет! Я за нее до смерти драться буду! У меня,
кроме нее, нет ничего! Она моя, Войцех! Моя!
Войцех придавил меня крепче, угрожая переломать ребра, и я перестал вырываться.
– Ты сначала рваться перестань, а после мы все обсудим. Уверен, мы справимся со всем –
вместе, Ян. Не настолько все плохо. Сейчас все в порядке, а все, что у нас прежде случилось, – в
прошлом осталось. Случайно все вышло у нас. Ненамеренно мы. Просто получилось так. Не знаю,
как так получилось.
– Я знаю! Как всегда получается!
– Мы с ней не собирались, а просто… Не долго мы с ней ночи делили. Сейчас все не так. Мы,
