Я понял, что должен что-то сделать. В моей голове образовалась окрошка; я сознавал, что повидал намного больше, чем мои друзья, но затруднялся с выбором — слишком много путей открывалось передо мной, и все они, скорее всего, были ложными. Поэтому я сделал усилие, выбросил из головы накопленный опыт, зажмурил глаза и быстрыми шагами просто пошёл к пирамиде. И глаза открыл лишь тогда, когда обнаружил, что мои вытянутые руки упираются в шершавые белые кирпичи. Олаф с Илларионом, встав от меня справа и слева, положили мне руки на плечи, безмолвно выражая этим жестом своё преклонение перед сильнейшим. Затем Илларион вторично взмахнул Экскалибуром, ударил по стене мавзолея и прорубил в ней рваную, пыльную брешь.
5
Сейчас мне трудно сказать, чего мы ждали. Во всяком случае, не чуда чудесами нас накормили досыта. Пожалуй, определённости — да, так будет вернее всего. Первым мы пропустили внутрь Олафа, а сами остались снаружи, рассудив, что каждый из нас имеет право на минуту интимного, без свидетелей, общения с Наследником.
Олаф, конечно, отсутствовал не минуту, а гораздо дольше. Мы бы встревожились и пошли ему на выручку, если б не различали смутно в открывшемся проёме коленопреклонённую фигуру возле едва различимого саркофага. Наш друг был неподвижен и, насколько я его знал, что-то вымаливал у Наследника. Наконец, Олаф поднялся и вышел, медленно пятясь. Лицо его выглядело обеспокоенным.
"Ну?" — спросили мы одновременно, и Олаф вяло проговорил:
"Не знаю я".
Тут моментально, словно меня озарило, я понял, в чём дело, и вместе со мной понял Илларион, но что-то своё. Он иронически хмыкнул и сказал:
"Пойдём посмотрим. Нам нечего бояться".
Я, не в силах чётко сформулировать мысль, нутром понимал, что он прав. Мы вошли, и Олаф к нам присоединился после недолгого колебания. Ему казалось, что он мог чего-то не заметить, что-то упустить и теперь его смекалистые товарищи помогут ему исправить ошибку.
В мавзолее царила сухая, пыльная мгла. Света, проникавшего в брешь, хватало, чтобы мы различили под толстым стеклом тощую фигуру Наследника. Глаза гаранта стабильности оставались вытаращенными — уж не знаю, что он видел в смертный час; скорее всего — собственную сказку, превратившуюся в быль. А может быть, его просто удавили, так как язык гаранта вывалился, высох давным-давно и превратился в кусок заскорузлой коры.
Вслед за нами в пирамиду проникли осмелевшие междометия, бранные возгласы и благословения; они тут же устроили свару, не соображая, где находятся и кто возлежит перед ними на каменном ложе. Возле проёма столпились лунатики, гномы, андроиды и прочая шушера. Разинув рты, они заглядывали внутрь, но тут Илларион их шуганул, и стая убогих побоялась переступать порог.
Мы стояли, не зная, что сказать, пока не услышали обиженный голос Олафа:
"Он не настоящий"
"Нет, — возразил ему Илларион, — он настоящий. Это мы стали так велики, что он в сравнении с нами кажется никчёмной головешкой".
"А я не согласен, — твердил своё Олаф. — Он не может ни защитить, ни помочь. Можете оставаться здесь и любоваться, сколько влезет, а я отправляюсь искать всамделишный мавзолей".
Илларион покровительственно улыбнулся:
"Куда тебе одному! Погоди, мы пойдём с тобой. Я только довершу начатое".
Сказав так, он взмахнул Экскалибуром и запросто, шутя перерубил пополам саркофаг вместе с Наследником. Стукнулась об пол стальная капсула, по-прежнему сжатая в иссохших отрубленных кистях. Мы с Олафом поёжились возможно, что-то в самом деле скрывалось в мощах гаранта, ибо Илларион в тот миг показался нам чуть ли не полубогом, снискавшим себе внезапное дополнительное могущество.
"Что мне до реликвий! — заявил он презрительно. — Это — всего лишь вершина из многих, и вот она покорилась моей воле. Теперь я готов идти куда угодно. Ни одно препятствие не устоит под моим натиском".
"Я, пожалуй, останусь", — молвил я нерешительно.
Олаф испуганно охнул, а Илларион удивлённо поднял брови.
"Где ты останешься? — спросил он заботливо. — Здесь? Зачем?"
"Я не думаю, что где-то ещё смогу получить то, что мне нужно, — объяснил я виновато. — Вам хорошо, вы своего добились. Олаф приобрёл в твоём лице могущественного покровителя, ты — сокрушил твердыню и готов к новым подвигам. А я искал почвы под ногами, и вряд ли существует какой-то другой мавзолей, где мне будет спокойнее".
Олаф ахнул и прикрыл ладонью рот.
" Да, — сказал я, упреждая его вопрос. — Я буду за Наследника. Здесь тихо, никто не мешает. Единственное, о чём я попрошу вас, это заделать дыру в стене. Тогда я смогу сосредоточиться и что-нибудь сочинить".
"Что? — переспросил недоверчиво Илларион. — Что ты хочешь сделать?"
"Что-нибудь сочинить, — повторил я твёрдо. — Не может же быть так, что уже всё-всё-всё сочинили. Где-то есть ещё Наследство; оно летает, не знаю, в каких краях, и ждёт, когда за ним придут. Возможно, Наследнику просто не повезло — он вытянул то, что поближе лежало. Надо просто хорошенько подумать и подождать".
"Ну, что же — можешь думать, — пожал плечами Илларион. — Лично я не намерен попусту транжирить время. Я выступаю в поход прямо сейчас".
Олаф подошёл ко мне и взял за руку.
"Можно, я с ним пойду? — спросил он в тревоге. — Ничего?"
"Ничего", — успокоил я его. Илларион резко повернулся и вышел из мавзолея. Олаф последовал за ним, ежесекундно с сожалением оглядываясь на меня. Никто из них не спросил, чем я собираюсь питаться и что буду пить они понимали, что это глупый, ненужный вопрос.
Я сбросил с возвышения остатки саркофага, вынул из мёртвых рук капсулу, развинтил. Внутри лежал разлинованный, в трубочку свёрнутый лист бумаги. Я не стал его читать, бросил на пол к прочему мусору, снова закупорил контейнер, улёгся на ложе и сложил на груди руки. Опустевшая капсула приятно холодила мои пальцы. Я слышал, как Илларион отдаёт местной мелюзге распоряжение починить стену мавзолея и не подпускать к ней никого в течение по меньшей мере десяти дней. По истечении этого срока я, лишённый воды и свежего воздуха, наверняка буду мёртв и никто уже не сможет причинить мне вред.
"Каспар, я буду всё время о тебе думать!" — прокричал откуда-то Олаф. Я ничего не ответил. Внезапно вернулся Илларион и буркнул:
"Я решил оставить тебе Экскалибура — на всякий случай. Я, наверное, управлюсь и без меча".
"Спасибо", — поблагодарил я его со всей искренностью.
"Ну, тогда — всего тебе", — пожелал мне Илларион напряжённым голосом, положил меч на пол возле ложа и поспешно вышел из пирамиды. До меня донеслось не то ржание, не то клекот. По всей вероятности, моих друзей традиционно ждали какие-нибудь сказочные кони, чтобы нести их сквозь миры и эпохи к настоящему мавзолею.
