Он еще ни разу не ел как следует с самого Прихода Ночи. Все это время он жил чем придется – рвал плоды с деревьев, когда находил их, собирал какие-то неспелые зерна, вроде бы не ядовитые на вид, ел траву, ел что попало. Как ни странно, он не заболел, но и досыта ни разу не наелся. Калорийность такой пищи равнялась нулю. Лохмотья, в которые превратилась его одежда, висели на Ширине, как саван. Заглядывать под них психолог не осмеливался. Там, наверное, кожа свисает складками с выступивших наружу костей. В горле постоянно было сухо, язык распух, в голове тяжело стучало. И это неотступное ощущение тупой ноющей пустоты в животе…
Ну что ж, говорил он себе в моменты бодрости, я ведь не без причины посвятил столько лет созданию солидной жировой прослойки – вот она и прояснилась, эта причина. Однако моменты бодрости приходили к нему все реже. Голод терзал его дух. Ширин понимал, что долго так не протянет. Он человек крупный, привыкший к регулярному обильному питанию; пока что он живет за счет своих жировых запасов, но вскоре ослабеет и не сможет двигаться дальше. Вскоре ему покажется, что проще свернуться где-нибудь под кустом и отдыхать… отдыхать… отдыхать. Надо найти еду. И побыстрее.
Квартал, через который он теперь шел, хотя и был покинут, но несколько меньше разрушен, чем оставшиеся позади. Здесь тоже был пожар, но не сплошной – некоторые дома пламя пощадило. Ширин терпеливо переходил от одного уцелевшего дома к другому, везде пробуя входные двери. Заперто. Всюду заперто.
Какие аккуратные, предусмотрительные люди, думал он. Мир рушится, они в слепом ужасе покидают свои дома, чтобы бежать – в лес, в университетский городок, в Саро, одни боги знают куда – однако не забывают запереть за собой дверь! Будто решили устроить себе на время хаоса каникулы, а потом спокойно вернуться домой к своим книгам и безделушкам, к своим платяным шкафам, к садам и мощеным дворикам. Может, они просто не понимали, что все кончено и хаос будет длиться бесконечно?
А может, они и не уходили, мрачно думал Ширин. Сидят сейчас за своими запертыми дверями или прячутся в подвале, как прятался я, и ждут, когда все образуется. И смотрят на меня из окон, надеясь, что я уйду.
Он попробовал следующую дверь. Вторую. Третью. Все заперто. Никакого отклика.
– Эй! Есть кто дома? Впустите меня! Тишина.
Ширин уныло смотрел на очередную прочную дверь. За ней ему представлялись различные сокровища – пища, которая еще не испортилась и ждет, кто бы ее съел, ванна, мягкая кровать. А он стоит тут и не может до них добраться. Он чувствовал себя, как тот мальчик из сказки, которому вручили волшебный ключ в сад богов, где бьют фонтаны из меда и на каждом дереве растет жевательная резинка, но он слишком мал, чтобы достать до замочной скважины. Ширин чуть не плакал.
Потом он вспомнил о топоре. И засмеялся. Видно, он совсем отупел от голода! Мальчик из сказки проник в сад, отдав свои перчатки, башмачки и бархатную шапочку разным зверям, пробегавшим мимо: за это они влезли друг на друга, а мальчик взобрался по их спинам на самый верх и вставил ключ в замок. А большой дядя Ширин стоит перед запертой дверью, и в руке у него топор!
Так что же – ломать дверь? Прямо вот так взять и взломать? Это шло вразрез со всеми жизненными правилами Ширина.
Он покосился на топор так, словно держал в руке змею. Ведь это же взлом! Как может он, Ширин 501-й, профессор психологии из университета города Саро, взломать дверь дома законопослушных граждан и спокойно поживиться тем, что внутри?
Да вот так и может, сказал себе Ширин, еще громче смеясь собственной глупости. Очень просто.
И он взмахнул топором.
Но это оказалось не так уж просто. Ослабевшие от голода мышцы воспротивились. Ширин поднял-таки топор и размахнулся, но удар получился жалкий, а руки и спину прошило огнем при столкновении топорища с крепкой дверью. Раскололась она хотя бы? Нет. Но треснула хоть немного? Возможно. Какую-то щепку он отколол. Ширин снова размахнулся. Еще раз. Сильнее. Давай, Ширин. Пошло. Раз! Раз!
После первых ударов он почти перестал ощущать боль. Он закрывал глаза, набирал побольше воздуху и бил. Раз за разом. Дверь уже трещала. В ней образовалась заметная щель. Еще – еще – пять-шесть хороших ударов, и она расколется пополам.
Еда. Ванна. Постель.
Раз. И-и раз. И-и…
Дверь распахнулась так неожиданно, что Ширин чуть не упал внутрь. Он пошатнулся, зацепил топором за косяк, устоял и поднял глаза.
Перед ним возникло с полдюжины диких, злобных лиц.
– Вы стучали, сударь? – спросил один, и все покатились со смеху.
Потом схватили Ширина за руки и втащили в дом.
– Это вам больше не понадобится, – сказал кто-то, беспрепятственно забирая у Ширина топор. – Еще поранитесь, чего доброго.
Снова смех – дикий, безумный гогот. Ширина вытолкнули на середину комнаты и окружили тесным кольцом.
Их было семь, восемь или девять человек. Мужчины, женщины, мальчишка-подросток. Ширин сразу понял, что это не настоящие хозяева – дом, должно быть, был опрятным и ухоженным, пока в него не вселилась эта компания. Теперь все стены были перепачканы, мебель перевернута, на ковре выделялось мокрое пятно – от вина, что ли?
Эти люди – захватчики, грубые, оборванные, небритые и немытые. Они набрели на этот дом, оставленный владельцами, и присвоили его себе. На одном из мужчин не было ничего, кроме рубахи. На женщине, совсем молоденькой – одни только шорты. Ото всех шел тяжелый, отталкивающий запах. В глазах у них стояло напряженное, застывшее, отрешенное выражение, с которым Ширин сталкивался уже тысячу раз за последние дни. Не требовалось быть медиком, чтобы понять, что перед тобой сумасшедшие.
Однако вонь от людских тел перебивал другой запах, гораздо более приятный, чуть не лишивший разума самого Ширина: запах стряпни. В соседнем помещении что-то варилось. Суп? Жаркое? Ширин покачнулся, отуманенный голодом и внезапной надеждой на его утоление.
– Я не знал, что дом занят, – примирительно произнес он. – Но вы, надеюсь, разрешите мне остаться ненадолго, а потом я пойду дальше.
– Ты откуда, из Патруля? – подозрительно спросил крупный, заросший густой бородой мужчина, по всей видимости вожак.
– Патруль? Я даже не знаю, что это такое. Меня зовут Ширин 501-й, я с факультета…
– Патруль! Патруль! Патруль! – вдруг запели все хором, двигаясь хороводом вокруг Ширина.
– Я из университета, – закончил он. Можно было подумать, что он произнес какое-то волшебное заклятие. Обитатели дома, расслышав его спокойный голос сквозь свой дикий визг, вдруг умолкли и с ужасом уставились на него.
– Из университета, говоришь? – как-то странно переспросил вожак.
