— Миша? — не понял я. — Кто такой?
— Секретарь ваш. Михаил Семенович Гапликов. Племянник он мой. Двоюродный.
— А ты кто?
— Я Паша Злодюшкин. По металлу работаю. На приемке. Алюминий, медь, чугун…
— Стало быть, прогорает производство? Прессовать тебя долговой отдел начал?
— Ну да. То есть, нет! Производство процветает! Печь новую плавильную купил, да с поставками перебой вышел. Поставщика моего главного воронежские на куски порубили.
— В каком смысле?
— В самом прямом. Он с могилы их пахана, которого в прошлом году кислотой облили, доску медную принял. И надпись сбить не успел вовремя. А ребята там оперативно работают. Нашли.
— Молодцы…
— Да. А Лешку нашинковали. Он, правда, хохотал им в лицо, даже когда ему зубы все выбили и руки отрубали. Три таблетки эйфориака заглотил и неболина без счета. Его даже отрезвин не брал, хотя они ему клизму с отрезвином поставили.
— Повезло…
— Семья осталась. Их убивать не стали.
— Прямо гуманисты эти воронежские…
— Жена теперь будет работать. Долг отдать нужно.
— Бывает…
— А у меня-то долг — всего десять тысяч долларов, — свернул на свою тему Злодюшкин, видя, что я потерял интерес к судьбе его партнера.
— Ты отдай — тогда для тебя будет всего-то… — предложил я. — Для нас это деньги. Ты, может, и широкий, а нам каждый цент дорог…
— Но не убивать же меня из-за них? Я квартиру продам в любой момент, отдам деньги. Прошу — подождите две недели…
Я нахмурился. Почему секретарь подсовывает мне подобных посетителей? Будь он хоть трижды родственник — дело превыше всего…
— Как собираешься вернуть кредит? — спросил я Злодюшкина.
— Товар придет — я продам, и верну.
— По нашей информации, товар твой не придет.
— Придет, придет, — почти заскулил Злодюшкин. — Непременно придет. Только подождите. Пожалуйста…
— Сколько времени дала тебе служба безопасности? — спросил я.
— Сутки, — проблеял предприниматель. — До сегодняшнего вечера.
— Я даю трое суток. Сошлись на меня, если к тебе приедут. Может, и правда, жена твоего порубленного — баба толковая. Хотя сомневаюсь я…
— Мне трех дней не хватит. Она еще неделю металл собирать будет.
— Это не мои проблемы. Всего наилучшего.
Я нажал звонок для вызова секретаря.
— Проводи, Миша. И сюда, мухой…
Злодюшкин, пятясь, вышел за дверь. Секретарь вернулся почти сразу.
— Уволен, Миха. Расчет получишь в кассе.
Лицо секретаря перекосилось.
— Не убивайте, Никита Евгеньевич! Пощадите!
— О чем болтаешь? — нахмурился я. — Из бизнеса я выводить тебя не собираюсь. Просто найди себе другую работу. В компании. И прими капсулу равнодокса[6]. Ты теперь не на работе, можно. Я намереваюсь взять девушку-секретаря.
— С ней будет больше проблем! Она подсыплет вам в чай афротонус! — пискнул секретарь. — Все секретарши так делают, чтобы заполучить своих боссов!
— Ну, ты же не подсыпал голубин? — усмехнулся я. — Проваливай, Гапликов!
Оля вышла на проспект рано. Не было еще и семи вечера. Но сегодня занятия закончились в два, сидеть в библиотеке совсем не хотелось — почему бы не заработать сотню-другую на оплату учебы?
Машин по проспекту двигалось мало. А каждому известно, что любой мало-мальски состоятельный клиент должен быть в автомобиле… Пешком ходят только шаромыжники.
Морщась, Оля проглотила таблетку вселюба и таблетку равнодокса. Лучше бы не надо — равнодокс притупляет не только отвращение и эмоции, он снижает чувство опасности. Это само по себе опасно. Но слишком уж Оле было мерзко…
Уже через пять минут на душе потеплело, стало хорошо. Оля подумала, что совсем зря отвергла вчера настойчивое предложение трех бритых молодых людей в черном «Кадиллаке» поехать с ними. И что совершенно напрасно брызнула на них отупином из баллончика, и убежала, пока не догнали. Такие славные ребята наверняка не замышляли ничего скверного! А в руках одного из них была вовсе не удавка. Скорее всего, он купил веревку, чтобы помогать больной матери развешивать белье после стирки… И любовался ею, представляя, как теперь легче станет жить всей семье…
По проспекту неуверенно, крабьей походкой шел ветеран. Сразу видно — настоящий вояка. Короткая стрижка, камуфляжная куртка, заляпанные грязью сапоги. И где он ухитрился найти грязь при такой погоде? То ли лазил по свалке или канализационным колодцам, то ли не мыл сапоги неделю-другую. Левый глаз ветерана гноился — струйка мутной зеленоватой жидкости стекала по небритой щеке. Правую ногу ветеран волочил, и это показалось Оле очень притягательным и милым. Настоящий защитник отечества.
— Как дела, шлюшка страшненькая? — спросил ветеран, подмигивая Оле здоровым глазом. — Тяжело, наверное, такой тощей и кривоногой заманивать клиентов? Хотя, они у тебя все обдолбанные…
— Я не тощая, а стройная, дядя, — ничуть не обиделась Оля. — Что тебе, коровы… то есть булочки больше нравятся? А ножки у меня французские. Тебе не кажется?
— Я-то тощих люблю, — осклабился ветеран и цыкнул единственным гнилым передним зубом. — А что кривоногая — это ничего… Лишь бы попка у девчонки была. Это главное. Работаешь?
— Ну! — широко улыбнулась девушка.
— Пойдешь со мной, дурочка?
— Пойдем. Есть куда?
— Номер снимем. Я знаю тут неподалеку, дешевый. Тараканов, правда, много, но клопов совсем нет. Диваны каждый день дихлофосом протравливают. И запах приятный, и безопасно. Тебе всяких глупостей, вроде шампанского, не надо? Ломаться не станешь?
Оля с удивлением посмотрела на ветерана.
— Зачем?
— Да так… На передовой всякое бывает… Не привык я еще к здешнему дурдому.
— А ты афротонусом запасся?
— Я молоденьких и так люблю, — объяснил ветеран. — В любом виде. Мне эти глупости ни к чему. К тому же, у меня иммунитет к вселюбину и прочей гадости.
— С отрезвином переборщил? — жалостливо спросила Оля.
— Не… Армейская прививка. Патентованная. Чтобы террористы, падлы, с водой отраву не пустили. Только озверин на меня по-прежнему четко действует и в радость бывает. Но не бойся — я его уже месяц не нюхал. Теперь всю жизнь как увечный буду. Зато пенсия…
— Пойдем, служивый, — хихикнула Оля. — Мне уже невтерпеж. Хочу тебя, касатик.
— Пойдем, — согласился ветеран.
Злодюшкин бежал по улице, соображая, где бы достать денег. Мысленно он оценивал свое имущество. Костюм-тройка шерстяной, лучшая его вещь, что на нем. За пять тысяч рублей покупал, сейчас долларов за сто можно будет продать. Доллар упал, и это радует… Часы механические, завода «Восток» — еще пятьдесят баксов. Цепь золотая с крестом — сто долларов.
