Она беззвучно открылась в утопавший во-мгле коридор. Окна по обоим концам коридора света не давали, лишь составляли контраст с темнотой внутри.
На минуту Армигер застыл, ослепнув, как любой человек, и удивляясь собственной беспомощности. Затем он вспомнил и начал крутить частоту зрения вверх и вниз, пока не нашел длину волны, при которой он мог видеть. Несколько месяцев назад это произошло бы автоматически. Армигер, нахмурившись, огляделся вокруг в поиска источника звука.
Женщина сидела на полу посреди коридора. Она баюкала кого-то. лежавшего у нее на коленях. Может, ребенка? Армигер открыл было рот, собираясь спросить, но передумал и осторожно кашлянул.
Женщина вздрогнула и подняла голову.
- Кто здесь?
Средних лет, степенная и дородная, в крестьянском платье. Странно, что она оказалась в этой части дворца… Нет, скорее странно то, что эти залы еще не превратили в казармы.
- Я услышал ваш плач, - сказал Армигер. - Вы ранены? Так бы он спросил мужчину. Он не знал, какие вопросы задавать плачущей женщине. Но она кивнула.
- Моя рука, - прошептала она, показав вниз. - Она сломана. И, словно это признание было для нее больнее самого перелома, зарыдала еще сильнее.
Армигер встал возле нее на колени.
- Вас кто-нибудь осматривал?
- Нет.
- Дайте я посмотрю.
Он нежно коснулся ее локтя. Женщина поморщилась. Армигер осторожно нащупал перелом, открытый, в области предплечья. Кости немного разошлись в стороны. Их необходимо было зафиксировать. Армигер так и сказал пострадавшей.
- А вы можете? - спросила она. -Да.
На плечи женщины была наброшена старая рваная шаль.
- Я перевяжу вам руку шалью. Одну минутку. Требовалось наложить шину. Мебели здесь не осталось совершенно, однако стены были отделаны деревянными панелями. Армигер нащупал конец одной из панелей и несколькими быстрыми рывками отодрал от стены дощечку. Она отломалась со стоном, словно заблудшая душа.
Ни о чем не предупреждая, Армигер взял незнакомку за руку и потянул вперед. Женщина ахнула… но все уже было кончено, она не успела даже толком испугаться или почувствовать боль. Армигер приложил к руке дощечку и проворно замотал ее шалью. А потом подвесил руку на перевязь.
- Почему вы раньше ее не перевязали?
Судя по опухоли, женщина сломала руку еще днем.
- Я не должна была сюда приходить.
- Я не об этом спрашиваю.
- Да, конечно. Видите ли, все из-за солдат. Некоторые из них ранены, причем тяжело, и людей, чтобы ухаживать за ними, не хватает. Я… я пошла туда, но там был человек с развороченным животом, он умирал, и медики не могли его оставить. А у другого были обожжены глаза. Я стояла в дверях, а им всем было так плохо… Я просто не решилась войти туда со своим дурацким переломом…
Она зарыдала, вцепившись в Армигера здоровой рукой. То, что Армигер сказал, не было вызвано желанием утешить ее. Просто он знал это по опыту.
- Солдаты с радостью уступили бы свои кровати женщине.
- Да, и я ненавижу их за это. - Женщина оттолкнула его. - Мужчин заставляет жертвовать собой высокомерие, а не сострадание!
Армигер в смущении сел на пол.
- Как ты попала сюда? - спросил он наконец.
- Я подруга одной из горничных.. Она предложила приютить меня, когда пришли солдаты. Я не знала, куда мне деться. Я не могла вернуться к ней и сказать, что не пошла в лазарет.
Армигер знал, что комната рядом с их спальней пустует.
- Пошли!
Он помог ей встать и провел в комнату. Лампы освещали кровать под балдахином, шкафчики и красивые золотистые шторы.
- Я не могу здесь спать! - возмущенно сказала женщина.
- Еще как можешь.
- Но утром… если королева узнает…
- Если тебя кто спросит, скажешь, Армигер разрешил. Спокойной ночи.
Не сказав больше ни слова, он закрыл двери, бросив последний взгляд на женщину, которая в нерешительности стояла посреди спальни.
Армигер остановился за дверью, скрестив на груди руки. Наконец стало слышно, как она залезла на кровать. Только тогда он повернулся и пошел к лестнице.
Конюшню приспособили под лазарет. Мужчины стонали или плакали, не скрывая слез. Кто-то за занавеской пронзительно вскрикивал в нескончаемой агонии. Остальные не могли уснуть из-за шума, хотя большинство раненых лежали на соломе очень тихо. Глаза их были закрыты, а грудь еле заметно вздымалась и опадала в такт дыханию.
За ранеными ухаживали человек двадцать мужчин и женщин. Похоже, они не спали несколько суток.
Раненые были жертвами отдельных случайных стычек. Когда Лавин начнет штурм дворца, в этой конюшне не хватит места.
«Скорее всего она сгорит», - подумал Армигер, шагая между рядами и оценивая тяжесть ранений.
- Вы кого-то ищете? Армигер повернулся и увидел человека с красными глазами в заляпанном кровью костюме шута, который смотрел на него из-за стола, уставленного бутылочками и медицинскими инструментами. Руки у него были коричневыми по локоть из-за запекшейся крови.
- Я могу помочь, - сказал Армигер.
- У вас есть опыт? -Да.
Он хорошо знал человеческое тело и мог увидеть его внутренности, если бы захотел. Хотя Армигер никогда раньше не пытался лечить.
- Это трудно, - сказал шут.
- Знаю.
Армигер понимал, что как раз нехватка сочувствия, позволявшая ему посылать взвод молодых людей на верную смерть по тактическим соображениям, даст ему возможность спасти их в том случае, когда сострадание парализует других людей.
- Что с ним? - спросил он, кивнув на завешенную нишу. Шут пробежал рукой по волосам.
- Таз раздроблен. Армигер задумался.
- Я посмотрю. - Он оглянулся вокруг. - Но сначала я хотел бы взглянуть на остальных.
Шут повел его, и Армигер, проходя между рядами, составлял в уме список очередности пациентов, нуждавшихся в помощи.
* * *
Гала стояла у окна спальни, ожидая рассвета. За спиной у нее остались резные деревья и фауна фантастической страны. Хитроумно замаскированные колонны, резьба на стенных панелях - во всем этом невозможно было отыскать какой-либо порядок. Архитектор отказался от преимуществ прямолинейного пространства. Как и в настоящем лесу, нижние ветки заслоняли вид и затрудняли передвижение между разными частями спальни, а по полу вопреки культу ровной поверхности тянулись большие корни каменных деревьев. В помещении все было вроде бы хаотично, без всякой симметрии, но в этом была своеобразная эстетика, превращавшая комнату в целый ряд беседок и будуаров.
Само окно было сделано в форме просвета в листве, выточенной из яшмы. Каждый крохотный листочек был вырезан с огромной тщательностью, в точности как живой, и при свете дня сиял зеленым блеском, который обычно проливал покой на сердце королевы.
