Энн молча наблюдала, как лысые юнцы шарят по всем углам комнаты. Триз провела пальцем по поверхности инкрустированного столика, развернула несколько свертков с подарками, повертелась перед зеркалом. Нерассуждающий гнев, пережитый Энн чуть раньше, сменился сознанием полного и сокрушительного поражения.
«Пусть забирает все, — подумала она. — Какое мне дело?!»
— Мы заключены во что-то вроде раковины… корпуса… — растерянно бормотал Бенджамен, — совершенно непохожего на Симополис. Никогда не видел ничего подобного. Но, по крайней мере, я хотя бы знаю, что он мне лгал. Какие-то компьютеры все же остались.
— О-о-о, — проворковала Триз, поднимая синюю вазу с каминной полки. Энн тут же очутилась рядом.
— Немедленно поставь на место! — скомандовала она, пытаясь схватить вазу, но между ней и девушкой возник невидимый барьер.
— Кошмар, до чего же это существо своевольное, — возмутилась Триз. — Если я не донесу на тебя, меня тоже обвинят!
— Оно не своевольное, — раздраженно отмахнулся парень. — Просто запрограммировано на своеволие, но собственной воли у него нет. Если хочешь донести, валяй! А сейчас, пожалуйста, заткнись. — И обрати лея к Энн: — Успокойся, мы не хотим ничего плохого, просто делаем копии.
— Не имеешь права! Это не твое.
— Вздор. Конечно, мое. Я владелец чипа.
— Кстати, где чип? — спросил Бенджамен, подходя к ним. — И как ты сумел вызвать нас, если компьютеры запрещены?
— Я не говорил, что все компьютеры запрещены. Только искусственные.
Парень обеими руками приподнял колбаски плоти, нависавшие над животом.
— Смещенный гипокамп! — провозгласил он, прежде чем сжать свои груди: — Миндалевидные придатки! Мы можем выращивать модифицированную мозговую ткань за пределами черепа, причем в любых количествах. Это куда мощнее активной массы и совершенно безопасно. Ну а теперь, простите, нам нужно докончить опись, и я не нуждаюсь в вашем разрешении. Если окажете содействие, все пройдет куда легче и приятнее. Если же нет — особой разницы не будет. — Он улыбнулся Энн: — Я всего лишь остановлю вас. То есть обездвижу, пока мы не закончим.
— Лучше вообще сотри! — взвизгнула Энн.
Но Бенджамен оттащил ее от мальчишки и попытался успокоить.
— Больше мне этого не вынести! — не унималась Энн. — Уж лучше бы меня совсем не было!
Бенджамен потянул было ее к их заветному месту, но она не давалась.
— Там ты сразу почувствуешь себя лучше, — уговаривал он.
— Не желаю чувствовать себя лучше! Вообще не желаю чувствовать! Хочу, чтобы все прекратилось. Неужели не понимаешь? Это ад! Мы оказались в аду!
— Но небо совсем близко, — возразил он, указывая на их место.
— В таком случае — иди! И наслаждайся!
— Энни, я расстроен не меньше тебя, но что мы можем сделать? Мы всего лишь вещи. Его вещи, — вздохнул Бенджамен.
— Да, только ты целая вещь, а я разбитая, и это уж слишком! — Она судорожно сжала виски. — Пожалуйста, Бенджамен, если любишь меня, задействуй свой редактор и сделай так, чтобы они убрались!
Бенджамен поднял на нее глаза:
— Не могу.
— Не можешь или не хочешь?
— Не знаю. И то, и другое.
— Значит, ты ничем не лучше других Бенджаменов! — выпалила она и отвернулась.
— Погоди! Это несправедливо. И неправда. Позволь мне открыть тебе то, о чем я узнал в Симополисе. Другие Бенджамены презирали меня.
Энн растерянно вскинула голову:
— Так и есть, — подтвердил Бен. — Они лишились Энн, и пришлось им жить без нее. Я единственный Бенджамен, которому удалось не потерять Энн.
— Прекрасно, — раздраженно бросила Энн, — вали все на меня!
— Нет! Неужели не понимаешь? Я ни в чем не виню тебя. Они сами разрушили свою жизнь. Сами. Мы ни в чем не виноваты, потому что появились до того, как все это произошло. Мы лучшие Бенджамен и Энн. Мы совершенны.
Он потащил ее к окну и заставил встать перед их местом.
— И благодаря нашему примитивному программированию мы остаемся собой, что бы ни случилось. Пока находимся на этом месте. Именно этого я и хочу. А ты?
Энн уставилась на крохотный участочек пола у своих ног, вспоминая испытанное здесь счастье, как давнишний сон. Как могут чувства быть настоящими, если для того, чтобы испытать их, приходится становиться на определенное место?
Тем не менее Энн ступила вперед, и Бенджамен устроился рядом. Ее отчаяние ушло не сразу.
— Успокойся, — шепнул Бенджамен. — На это нужно время. Давай примем прежние позы.
Они встали рядом, но не касаясь друг друга. Внутри Энн, казалось, копилась огромная тяжесть. Бенджамен пригнулся к Энн, пожирая ее глазами. Момент был ошеломляющим. На несколько мгновений все застыло.
Но тут с другого конца комнаты примчалась лысая парочка.
— Смотри, смотри, Бенджи! — вскрикнула девушка. — Сам видишь, что я права!
— Не знаю, — протянул мальчик.
— Всякий может продать антикварные бокалы, — настаивала она. — Но целый антикварный симулакр?!
Девушка обвела руками комнату.
— Я, разумеется, знала о них, но не предполагала, что это такая редкость! В моем каталоге, кроме этого симулакра, указано всего шесть. Только шесть во всей системе, и ни один не действует! Мы уже получаем предложения от музеев. Они хотят включить его в свою экспозицию. Посетители будут валом валить! Мы разбогатеем!
— Но это я, — возразил парень, ткнув пальцем в Бенджамена.
— И что? — фыркнула Триз. — Кто об этом узнает? Они будут слишком заняты, глазея на это. Абсолютно ужасающее зрелище! А платье-то, платье!
Она с ухмылкой показала на Энн. Парень потер лысую голову и насупился.
— Ладно, — кивнула Триз, — мы отредактируем его, заменим, если уж так нужно.
Они побрели прочь, занятые вычислениями.
Энн, хотя счастье уже кружило ей голову, сошла с их заветного места.
— Куда ты? — встревожился Бенджамен.
— Я больше не могу.
— Пожалуйста, Энн. Останься со мной.
— Прости.
— Но почему нет?
Ее чувства менялись, становились все более пасмурными. Энн шагнула вперед.
— Потому что ты нарушил данные мне обеты.
— О чем ты?
— На радость или беду. Ты хорош только в радости.
— Ты несправедлива! — обиделся Бенджамен. — Мы только что обвенчались! У нас даже медовый месяц не начался! Неужели мы не заслужили ма-а-ленького медового месяца?!
Энн застонала под грузом сосущей тоски. Она так устала от всего этого!
— Настоящая Энн хотя бы могла все это остановить! — проворчала она. — Даже если при этом пришлось убить себя. Я на такое не способна. Единственный выход для меня — быть несчастной. Разве это не бунт своего рода?
