— Сейчас не время обижаться, — говорит. — Правы мы или нет, но речь идет о большем, чем все обиды и недоразумения. Это судьба твоей цивилизации, да и моей в какой-то мере тоже, ведь от того, как мы поступим сейчас, будет зависеть наше последующее отношение к себе и миру.
— Да при чем тут обиды! Неужто тебе в голову не пришло, что люди — не камни какие-то, что голой логикой тут ничего не возьмешь? Как же это вы, не спросясь дороги, в путь двинулись?
Молчит. Чую, что не понимает, а спорить не хочет, догадывается, что виноват.
— Ладно, говорю, — рассказывай. Как дело-то было?
— Сначала, — отвечает, — было проведено обследование с помощью дистанционно управляемых автоматов. Во многих местах взяты пробы воды и почвы для проверки на концентрацию токсичных веществ. Подтвердилось, что их содержание значительно превышает допустимые санитарные нормы.
— Та-ак, — говорю, — все по правилам. Какие они хоть на вид, автоматы-то ваши?
Он полез в сумку и достает кассету с кристаллами. Выщелкнул один, подает. Я по-быстрому наладил свою машинку, кристаллик заправил, включил. Оно в записи для меня без цвету выходит, но местечко я признал: Кривой овраг, что к Ленивому ручью переламывает. Там как раз у Беспалого Рота огородик. И вот по самому по огороду лазит такая штука, ну, вроде гриб на шести ногах, где-то этак в полроста человеческого. Картинка вертится: то земля мигнет, то небо, то деревья, а то вдруг человеческая фигура. Как-то боком она, а видно, что улепетывает.
Ну, выдернул я голову, гляжу на Наставника и сам не знаю, плакать, смеяться ли.
— Ясно, — говорю. — Давай дальше!
— После проверки результатов анализа было решено перейти к решающей стадии эксперимента: к непосредственному Контакту.
— И вот так сразу — просто в деревню поперлись? Прямо средь бела дня?
— Нет, отвечает, — чтобы избежать излишнего облучения, было решено использовать ночное время.
— А ты что, не знал, что мы ночью спим?
— Я не думал, что это имеет значение. Ты легко переносил нарушение режима.
— Да, — говорю со смешком, — это вы им режим порушили! Эдак-то черной ночью целая куча нечисти… вот уж разбудили, так разбудили! Ладно, давай свои записи, полюбуюсь.
— По-твоему, дело в том, что мы пришли в поселение ночью?
— Да нет, — отвечаю. — Днем-то вы еще страшней.
Подстроился, и опять перед глазами замелькало. Камни, трава, выбоины черные. Ствол какой-то мигнул, кривой, ободранный, вроде чем-то даже памятный. Мигнул и пропал, и опять земля, камни, кустики чахлые. Низко сняты, видать, прямо с чьих-то рецепторов писали. Глазу непривычно, а места помалу узнаю. Это они с Низкой стороны заходят, где Бассов двор. Ну да, вот сейчас в Гнилую лощину слезут, а там уж до огорожи рукой подать. Ну вот, болотина замелькала, кочки пузатые, ямы с черной водой. Это тут-то черная, а на деле рыжая, вонючая. А вот и жерди обозначились. Совсем у Басса ограда худая, видать, как был лежебока, так и остался.
Что-то знакомое мне в манере записи почуялось. Вот такое, характерное: сперва панорама, а потом тем же путем — вразбивочку.
— Ты писал? — спрашиваю. — Сам, выходит, надумал прогуляться?
— Я ведь немного знаю твой язык, Ули, — отвечает.
Ну, не проломишься сквозь их логику! Будто удивишь этим наших-то, будто они знают, что какой-то другой язык есть!
А огорожа рядом, какая ни жиденькая… Меня аж морозом присыпало. Я-то к Наставнику как к себе привык, а тут будто со стороны глянул: какие ж они страшные! Да еще из болота… ограду сейчас повалят… ох, повалят! Будто нарочно сказок наслушались про нечисть, что дверей не разумеет!
А скот-то, небось, уже по всей деревне ревет! Пугливый он у нас, запаху чужого не выносит. Да и уши давит, люди еще не чуют, а авры уже перепугались. И тут, как ждал я, тихонько так, мягко повалились жерди, и вошли они прямиком на грязный поганый Бассов двор.
Доглядел я, стиснув зубы, как люди улепетывают, как бабы детей хватают да тащат, как авры взбесившиеся плетеную стенку вывернули и тоже прочь понеслись, а дальше мне и глядеть не хотелось.
— Что, — спрашиваю, — закидали вас камнями у Верхнего перевала?
— Да, — говорит удивленно так.
— Еще и огонь развели поперек улицы, копья зажженные швыряли?
— Откуда тебе это известно? — спрашивает. — Я ведь этого не записывал!
— Так я б тебе все загодя рассказал!
Стоит он перед мной такой разбитый, несчастный, слов найти не может. Ровно счет для него перевернулся.
— Но ведь если ты знал, — говорит, — Ули, если ты знал, почему же ты меня не предупредил? Если все бесполезно…
— Бесполезно? Эх вы, — говорю, — мудрецы! Как же я мог знать, что вы вперед хлеба за мед приметесь? Что меня из дела выкинете? Да на что он вам так спешно этот Контакт дался? С животных начать не могли! У зверья, поди, те же беды!
— Как ты не понимаешь, Ули, — говорит, — это единственная наша возможность. Чем быстрее мы это сделаем… Слишком много возражений, понимаешь? И эти возражения выглядят достаточно убедительно… для большинства.
— Да ну! И что ж они говорят?
— Что санитарные нормы установлены для нас, и неизвестно, является ли такая концентрация токсичных веществ опасной для верхних. Что существа, приспособившиеся к гибельным для нас условиям на поверхности, должны обладать защитными механизмами, способными нейтрализовать почти любое внешнее воздействие. Что твое утверждение о том, что уровень мутаций превышает допустимый, и что у верхних разумных сдвинут жизненный цикл, нуждается в тщательной проверке, поскольку ты можешь не знать, как обстоят дела в других популяциях. Не исключено, что разные подвиды и расы верхних разумных очень значительно отличаются друг от друга. Что разброс в пределах — явление естественное, вызванное, возможно, жестким излучением звезд. Что наличие мертвых зон может быть обусловлено не нашей деятельностью, а, скажем, природными условиями поверхности. Продолжать?
— Да нет, — говорю, — хватит. На что ж ты тогда надеялся?
— На Контакт. На прямое обследование генетического материала.
— Эх, — говорю опять, — Наставник! Что ж ты наделал! Ладно, оба мы с тобой виноватые. Ты — что по мне о людях судил, а я — что по тебе о ваших.
— Но почему? — спрашивает. — Почему, Ули?
А мне уж и говорить расхотелось. И себя жаль, и его, и дела нашего загубленного.
— А потому, что разные мы очень, понимаешь? Ни обычаи у нас, ни логика не совпадают. С маху того не одолеть — время нужно и терпение, да еще доброта. У тебя-то всего в достатке, а у прочих ваших, выходит, и вовсе того нет. Вот и загубили дело.
