— А что будет с остальными ребятами? — В этой экспедиции принимали участие шестеро детей, рассеянных по просторному региону: четыре мальчика и еще одна девочка.
— С ними все в порядке. Вода тех мест не достигнет.
— И кто же ошибся? — спросила я воинственным тоном.
— Нас подвели несколько расположенных в океане мониторов. Они покинули места, где им надлежало находиться, и оказались в таком положении, что их сигналы наложились. Создалось впечатление, что возле плотины — тишина. Летающий зонд зафиксировал происходящее всего двадцать минут назад, и мы немедленно бросились на помощь.
— Угу. — Я поглядела на небо, разыскивая спускающийся шаттл. И ничего не увидела.
Тут что-то холодное прикоснулось к моей ноге, а мгновение спустя я ощутила прикосновение мохнатого и теплого плеча Фрица. Хотя мне никогда не приходилось касаться настоящего волка или даже собаки, я знала: ощущения подлинные. Зверь уткнулся мне в колени, как тогда, когда я была совсем маленькой, а сам он — щенком. Я чуть не расплакалась.
А я-то считала себя взрослой, смелой и дерзкой.
Традиция требовала, чтобы никто, кроме тебя, не слышал голоса твоего друга-животного. Фриц принадлежал мне одной, и никто не знал меня лучше и не любил больше. Мать не должна была отключать его, как она сделала на пляже.
Впрочем, значение имело одно: управлявшая Фрицем программа была сосредоточена только на мне. Это гораздо больше, чем способен позволить себе любой из родителей.
— Беги, лентяйка, — рявкнул волк. — Ни меха, ни скорости! Я тебя перегоню! — Фриц запрыгал вокруг меня и бросился прыжками в лагерь, высоко, как флагом, размахивая хвостом.
Маленькой, помню, я все искала отпечатки его лап, упрямо старалась найти волоски, выпавшие из шкуры. Когда Фриц наблюдал за этими моими попытками, его хохот казался настолько реальным, что я просто не могла сомневаться в существовании моего друга.
Я побежала следом за ним на последний гребень и вниз по тропке, проложенной моими собственными ногами среди колючей травы и упругих растений, припадавших к просоленной почве. Повсюду — цвет печенья, лишь кое-где полоска веселой петрушечной зелени или желтое, как сыр, пятно. Не планета — большое блюдо с закуской.
Возможно, у меня еще оставалось время, чтобы прихватить кое-что из коллекции, которую я собрала за месяц пребывания здесь: маленькие круглые раковинки, кусочки сушеной коры, нанизанные на нитку (мне нравилось, как они гремели и крутились под прикосновением ветра), парные комплекты отливок клешней «саперов». Я пыталась приручать самых мелких из них, устраивая загончики из веток и глины, однако они умели только копать песок своими бронированными рыльцами и сучить лапками. Ветки они отодвигали в сторону и отправлялись своим путем — с безразличием роботов. В общем, я быстро забросила их.
— Фриц! Что там происходит? Плотина еще на месте?
— А как же! Иначе ты услыхала бы шум. Они считают, что плотина продержится еще какое-то время.
— Они считают… — Я закатила к небу глаза. — А попить чего-нибудь есть? Кока-кола?
— Конечно, есть. Только не прозевай шаттл, когда он опустится.
Электронное соединение позволяло родителям отключать меня от некоторых вещей, например, лакомств в холодильнике. Противно, конечно, но и я сама буду обращаться так же со своими детьми, когда они у меня появятся. Я намеревалась при первой же возможности завести четверых детей — друг за другом, чтобы они стали друзьями.
Размышляя на эту тему, я попивала шипучку и по возможности подслушивала. Мать и папочка сошлись ближе, чем когда бы то ни было, их головы (виртуальные) соприкасались. До меня почти ничего не доносилось.
— Фриц, покажи мне, как сейчас выглядит плотина, ладно? — У него наверняка было несколько возможностей подключиться к устройствам, пристально следившим за происходящим; в конце концов, сейчас это было самое интересное событие на планете. Однако он покачал головой и уткнулся носом в лапы, глядя на меня льдисто-голубыми глазами.
— Глупый пес, — укорила его я. Он вильнул хвостом и с пониманием моргнул. — Включай же! Я имею право видеть происходящее!
— Конечно, имеешь. Только я не намереваюсь позволять тебе этого, во всяком случае, сейчас. — Уши его встали торчком, а потом прижались к голове, будто он услышал нечто неприятное. Что бы это значило?
— Тогда расскажи, чем сейчас заняты мама и папа.
— Твоя мать пытается запрограммировать коридор спуска, пригодный для единственного шаттла, который может быстро оказаться на этой базе.
— Ох. — Баночка с шипучкой сделалась холодной и скользкой в моих ладонях.
Он по-собачьи улыбнулся, вывалив наружу большой розовый язык.
— Сама напросилась.
Мне захотелось чем-нибудь бросить в него. Но вместо этого я запустила пустую банку в стену жилого блока, выбежала наружу и беспомощно уставилась вверх.
— А что делает папа?
— Неважно, — ответил последовавший за мной Фриц. — Он занят и не может поговорить с тобой.
Мне осталось совсем немного до того возраста, когда можно заводить собственных детей, но даже Фриц обращается со мной, словно с ребенком! Мне опять захотелось расплакаться. Да я уже и в самом деле ревела. Я вбежала внутрь и принялась бросать на пол свои вещи, те, что хотела бы взять с собой.
Я искала в шкатулке браслет из раковин, когда Фриц вдруг ощетинился. Шерсть на его загривке встала дыбом, и он свирепо оскалился, хотя рядом никого не было.
— Ну, началось, — рявкнул он. А потом коротенько взвыл, показывая, что в данный момент обрабатывает сразу кучу данных. И тут я услыхала далекий гром. Воздух сделался другим, более плотным. Он стал похож на натянутую на барабан кожу, по которой только что лупили палочки.
Я замерла на месте, колени мои подогнулись.
— Где же шаттл? Ему уже пора быть на месте? Фриц!
Грохот приближался, басовитые пульсации его становились все громче. Выбежать наружу? И увидеть приближающуюся воду… Сколько времени она будет добираться до меня?
— Фриц! Сколько потребу…
Вмешалась мать.
— Шаттл уже в пути. На его отправку ушло больше времени, чем мы предполагали.
В голосе ее не звучало никаких эмоций, но чему, собственно, удивляться. Должно быть, ее не родили, а изготовили, а потом из этой машины выросла женщина, готовая оставить собственное тело при первой же разрешенной законом возможности.
— Что мне делать?
— Все в порядке, Лизбет, — сказала она, причем лицо ее то становилось ярче, то совсем блекло. — Все будет хорошо, просто… вот, дерьмо. Нет!
