Мужчина подумал, посверлил ее взглядом и клинок забрал.
Гости к скатерти пошли и, Халена тихо бросила другу:
— Настороже будь, не то, что-то.
— Понял уже, — так же тихо заверил тот.
— Сроду с земли не завтракал! — поддел князя, усаживаясь — ноги как у хефесских монахов в литургии сложив, и Халена так же села — ноги крест накрест под себя поджав.
Богутар сглотнул оскорбление мужчины — после поквитается:
— Прощенья прошу — в походе все наскоро.
— Ничего, — зыркнула недобро на друга женщина: язык хоть прикуси!
Кирилл пирог сгреб, моча.
Богутар чуть позеленел от его наглости. Ладо бы Дева — воительница первой его хлеб соль отведала, так нет, слуга поперек всех полез. «Побратим», как же!
— Вина принесу, — встал.
— Ты б помолчал, а? — предложила Шерби Халена, как только кнеж к берегу спустился. Тот кивнул: обязательно!…
— Шнурки только поглажу и сразу молчать стану.
Тьфу!
— Опять на неприятности нарвешься.
— А здесь, куда не глянь — неприятности, только одни с кулаками, а другие еще и с мечами. Ты кушай резвее и сваливаем. Не нравятся мне мужики у пирса, и много их слишком. Если это чудо с косичкой на ладью пригласит — соваться не вздумай.
— Не дура, поняла уже, что дело нечисто. Вино не пей.
— Благодарствую! — чуть не подавился Кирилл, вспомнив вино в харчевне. Да он лучше от жажды помрет!
— Меня одно мучает — роски полешане или не роски? — протянула задумчиво женщина, горбушку хлеба жуя. — И клинок мне знаком, видела я его где-то и все тут! Только где, у кого? Не у Богутара точно, его я первый раз вижу.
— Ерундой занимаешься. Кто бы не были — у нас дороги разные.
— Согласна. Но со мной понятно, а тебе-то чем Богутар не понравился? Вы с ним вроде не сцеплялись, как и к лютичам с росками счета у тебя нет.
— Я его оплатил, — губы оттер. — Вместе со всей компанией «Богов». А Богутар этот мне и не обязан нравится, у меня ориентация нормальная.
— Любопытно, — глаз прищурила и на локти легла, на Кирилла с подозрением уставившись: что она пропустила, интересно? — Когда это и какой счет ты оплачивал?
— Всей толпой сюда прибыли, тебя, вернее клон в святилище мирян нашли. Все честь по чести — с мечом лежишь, хрустального гроба не хватает для антуража. Ну и вломили со всей дури черным, а кто они были — роски или лютичи пофигу как-то было. А потом вернулись и ты тут, здрассте. Ребят положила.
И смолк, видя, как расширились зрачки Анжины, глаза цвет поменяли.
"Так вот в чем дело! Вот почему Ричард тогда ничего не слышал и озверел! Ну и в чем он виноват?! Какие ответы я от него хотела?!"
— Почему ты молчал? — уставилась на Кирилла обвиняя, лицо от выступившей вмиг испарины оттерев.
— Ты тоже не особо разговаривала, — парировал и молока прямо из кувшина хлебнул. — И что теперь? Домой захотелось сразу?
Анжина ворот куртки рванула, побледнев, головой качнула: как все просто. Вот они, последствия замалчивания и недоговоров.
— Поздно, — напомнил Кирилл, слукавив. — Билеты у нас в один рейс были. Так что, трусцой до Полесья и живем, хлеб жуем, как ты хотела.
"Я дела завершить здесь хотела. Ребятам помочь с лютичами расправится. И умереть в бою, а не увечной обузой в постели!…"
— Но говорят, лютичи опять собираются.
Шерби плечами пожал: мне-то на все эти кланы и племена.
— Кто там был — всех зачистли. А кто жив остался в своих норах, мы не виноваты.
Богутар вернулся — в руке чаша, а гостям — у Наймар и Кудеяр.
— Заздравную на долгие лета.
— У нас по зимам года чтут, — заметила Халена. — А и не пьем мы вина, княже, не обессудь.
— Обиду в том зрю, — заметил осторожно мужчина. — По глотку, присветлая?
— Халена меня кличут, и не Боги мы, не величай.
— Кто ж тогда?
— Люд княжий, рода мирян. Гридни Мирослава.
— Слыхал я про одну ратницу Мирослава, кнежа славного, только баяли люди верные, посекли ее, — заметил Богутар, чарку отставляя. На колено поджатое руку положил, женщину разглядывая, а взгляд светел, глаза поблескивают и губы улыбка изгибает. — А еще бают, невестою она была, а вот твоего жениха не ведаю. Есть ли, нет сокола?
— Нет, — взгляд неприятным стал — какое дело ему?
— Есть, — бросил Кирилл и так взглядом одарил, что Богутар без слов все понял. Голову опустил, продолжая улыбаться, косицу у виска затеребил: ну, с тобой-то померимся, господарь честной. С виду лыком шит и норов узды не ведает. А то для мужа воинского худо. — Ряды мои. И дале все мое, — руки раскинул. — Три городища каменных в почете и закрома полны. Люди верные, рать крепкая. Ворогов нет, а другов завсегда привечаю. Род именитый, предки мужеством и ратными подвигами славны. Места у нас красные, зима коротка, лето длинно. В озерах рыбы невидимо, зверья в лесах, что травы в поле. Сыто и привольно люду моему. Одно в печали держит — княжны нет, — посмотрел на Халену, та бровь выгнула.
— Ну, такому молодцу жену сыскать не проблема.
— Жену может легко сыскать, да не каждая кто соколицей называется, ею и приходится.
И в ладоши хлопнул. Мужи к ногам Халены сундучок резной поставили, соболей свиток положили и меч в именитых ножнах.
Кирилл жевать перестал: ни фига себе! А ты не сильно резвый?! — на князя уставился. Тот делал вид, что побратима Халены вовсе не существует — на нее смотрел.
Женщина вздохнула, понимая к чему дары вслед словам Богутара явились.
— Благодарствую, кнеж, только меч у меня свой есть, в соболя сроду не рядилась. А сундучки, чтобы в них не было, поклажа не для меня. У нас с побратимом путь воинский, а в него груженными не сбираются. Меч да конь, все, что воинскому человеку нужно.
Богутар улыбнулся, выслушав ее и порадовался — верно рассчитал. Хлопнул в ладоши и встал.
Халена обернула и невольно следом вскочила — кобылку вели к ней, ту самую, что на ярмарке приветила да купить не смогла.
— От даров всех отказываешься, а то мне сердце печалит и баит об обиде, что еще носишь ты в себе.
Узду принял и Халене подал:
— Прими кобылицу, на том дружбе нашей быть, так посчитаем.
Женщина смущенно улыбнулась — дорог подарок. Огладила лошадь — хороша, и на Кирилла покосилась. Тот затылок огладил, соображая и, кивнул — а чего нет, правда?
— Благодарствую, светлый кнеж, — улыбнулась мужчине и приняла узду, рассмеялась, огладив лошадь. Богутар глаз с женщины не сводил и, пламя в них горело. Улыбка довольная на губах играла.
Кудеяр и Наймар переглянулись — не к добру кнеж младой кобылицу дарит да еще пепельногривку тонконогую — с герба кнежьего как снятую. По традиции тот подарок дань роду высокому, а прими и вровень встаешь, враг другом повернется, самый высокий да именитый вровень с тобой хоть ты и родом худ будешь. Но мужчины, а коли женщина кобылку приняла от мужа именитого полешанского, к тому еще сама его кобылкой быть готова. Тут мало кнеж с ней сравнялся, но и в женихи навязался, а и принят был.
