Комаров внимательно посмотрел на Ивана Павловича.
— Спасибо. С удовольствием. — И, принимая тарелку с добавочной порцией, спросил. — А почему вы так торопитесь, Иван Павлович, со всеми этими делами? У вас имеются какие-нибудь основания для спешки?
— Все основания, Дмитрий Александрович, и в то же время пока — никаких. Погода в Арктике капризная. Сейчас ясно, а через полчаса может надвинуться густейший туман, а еще через час будет опять ясно. Или вот ветер у нас стихает, а через полчаса задует такой шторм, что и осколков от нашего поля не соберешь. Тогда уже поздно будет собирать скафандры и учиться обращаться с ними. Вот оно как.
— Понимаю, — медленно и задумчиво произнес Комаров, потирая небритый подбородок, и, поморщась, спросил: — Кстати, Иван Павлович, вы не заметили, нет ли в аварийном запасе какой-нибудь бритвы? Очень неприятно без нее.
— М-да… — сочувственно сказал Иван Павлович, бросив взгляд на Комарова. — К сожалению, насколько помнится, бритв там нет. В крайнем случае, будем пользоваться моим ножом. Мы его так отточим, что будет лучше бритвы. А впрочем, спросим сначала Диму. Ведь он записывал содержание ящиков — должен знать. А ну-ка, Дима… Да что с тобой?
Дима притих и сидел насупившись.
— А я без Плутона никуда не пойду! — звенящим голосом ответил он Ивану Павловичу. — Я не оставлю Плутона! Даже на кусочке льдины я с ним останусь!
У него задрожали губы, и он замолчал.
— Вот оказия! — смущенно сказал Иван Павлович. — Представьте себе — забыл… Ну просто забыл! Ты не сердись, Димушка. Как можно бросить здесь Плутона? Такого славного пса… Надо что-нибудь придумать. Обязательно придумаем. Надо не сердиться, а просто напомнить мне. Так, мол, и так, Иван Павлович, Плутона, дескать, забыли. А ты сразу на дыбы! Ишь какой горячий.
Иван Павлович незаметно перешел от обороны к нападению, но Дима не обращал внимания на то, что извинения Ивана Павловича обратились в выговор, и вскочил на ноги, готовый броситься старому моряку на шею.
— Правда? Придумаете? Иван Павлович, дорогой… Придумайте! Пожалуйста…
У наблюдавшего эту сцену Комарова потеплели глаза.
— Конечно, выход найдется. Я не могу себе представить, что можно уйти отсюда и бросить Плутона одного.
— Ну, вот видишь, Дима, и Дмитрий Александрович того же мнения. И можно, как говорится, считать вопрос исчерпанным… А теперь за работу! До захода солнца еще часа четыре осталось. Я — за скафандры, а вы, Дмитрий Александрович, с Димой займетесь. Идет?
Никто не возражал, и через несколько минут Иван Павлович уже вскрывал длинные ящики со скафандрами, а майор с Димой устроились против дальнего тороса с арсеналом разнообразного оружия.
Комаров начал курс обучения со светового ружья. В общем, оно было похоже на световой пистолет, но с более длинными дулами и большей зеркальной чашечкой на конце верхнего дула
— Лучше и вернее, конечно, будет, — объяснил Диме майор, — если прицел возьмешь хороший, точный, но небольшая ошибка в точности не имеет значения. Все равно животное, даже самое сильное, будет некоторое время парализовано светом, а пуля прикончит его. Если даже первая пуля почему-либо не попадет, у тебя будет время послать вторую, третью. Свет делает почти всякую встречу с животными безопасной, и при выстреле можно чувствовать себя совершенно спокойным, не волноваться, не торопиться. Важно лишь при встрече с врагом дать первую вспышку света. Понял?
Дима оказался сметливым и способным учеником, и майор был очень доволен его успехами.
Когда Комаров и немного усталый, но веселый Дима вернулись в кабину вездехода, они застали Ивана Павловича стоящим на коленях перед распростертым на полу подобием горбатого человека, одетого с головы до ног в стальные доспехи. Только голова у этого человека была круглая, совершенно прозрачная и пустая, если не считать двух черных кружочков, прикрепленных изнутри в тех местах, где у людей находятся уши. Снаружи на лбу шлема сверкал рефлектор небольшого фонаря. На поясе впереди был прикреплен длинный изогнутый патронташ, закрытый гладкой крышкой, висели фонарь, топорик, кортик в ножнах и на каждом боку по пистолету со шнурами, тянувшимися к спинному горбу.
— Ну, вот ваш скафандр и готов, Дмитрий Александрович, — поднимаясь с колен, обратился к Комарову Иван Павлович. — Кажется, первый номер будет для вас как раз впору. Надо сделать примерку, если не устали. Впрочем, присядьте и отдыхайте, а я вам предварительно кое-что расскажу об устройстве скафандра.
Иван Павлович нажал кнопку и открыл патронташ на поясе скафандра.
Под откинувшейся крышкой оказался набор прикрепленных к задней стенке патронташа кнопок с рельефными цифрами и рычажков, головки которых выглядывали из прорезанных в стенке щелей.
— Это ваша центральная станция. Здесь, так сказать, капитанский мостик с рубкой управления всеми механизмами корабля. В горбу, в ранце за спиной, находятся аккумуляторы с электроэнергией, маленький, но мощный мотор и винт со сложенными лопастями, который может выдвигаться из ранца наружу, раскрывать свои лопасти и, вращаясь, давать вам движение. Вот этот рычажок, если передвигать его в щели из одной позиции в другую, управляет работой мотора и винта. Эта кнопка включает свет в фонарь на шлеме. Кнопка номер два, как видите, может двигаться по кругу. Она управляет радиотелефоном, действующим на небольшое расстояние. Двигаясь по кругу, эта кнопка нащупывает ту или иную радиоволну и включает или выключает ее. Она может включить до десяти посторонних передаточных станций. Наши скафандры имеют одну и ту же волну. Если мы все поставим кнопку вот в эту позицию, то сможем вести общий разговор, как сейчас в кабине.
Шаг за шагом Иван Павлович раскрывал перед своими слушателями все тайны управления механизмами скафандра, позволившего человеку стать властелином морских глубин.
С патронташем были связаны выдвижение рулей у ступней ног, приближение ко рту человека гибкой трубки от термоса с горячей жидкой пищей — бульоном, какао, кофе — и подача кислорода из заспинного ранца.
Оружие состояло из светового и ультразвукового пистолетов, питавшихся электричеством от собственных или заспинных аккумуляторов. Особенное значение и силу в больших глубинах, где свет совсем отсутствует, имел световой пистолет. В этих условиях сила света, по контрасту, как бы увеличивалась, особенно для зрячих обитателей глубин, либо совсем не знающих его, либо привыкших только к слабому, рассеянному освещению.
Наконец Иван Павлович раскрыл скафандр, проведя специальной иглой по швам, скрепленным электрическим током, и заставил майора тут же примерить стальную одежду. Перед тем как надеть шлем, Комаров заметил:
— Что-то уж очень легко. Я ожидал, что будет тяжелее.
— Еще бы! — ответил Иван Павлович, осматривая скафандр со всех сторон, как портной на примерке. — Сделано из самого легкого в мире сверхтвердого и в то же время гибкого сплава. Он способен выдержать огромные подводные давления и не стесняет движений. А ведь скафандр к тому же двойной. Внутри, между обеими оболочками, целая сеть проводов и сложный каркас — скелет скафандра. Ну-с, Дмитрий Александрович, костюмчик сидит на вас — лучше не надо! Очень элегантно и в талию…
— Закройщик, очевидно, попался со вкусом, — рассмеялся Комаров.
— Очень рад, что угодил такому капризному заказчику, — поклонился Иван Павлович. — Теперь наденем шлем, и, кажется, все будет в порядке.
Закончили день в глубоких сумерках. За ужином Дима поминутно клевал носом.
— Спать, спать! — сказал Иван Павлович, когда встали из-за стола. — Солнце всходит пока еще очень рано, и нам придется завтра встать тоже пораньше. Работы по горло…
Скоро Комаров и Дима уже спали на своих койках. Иван Павлович еще некоторое время возился в заднем отделении вездехода. Потом к он, погасив свет, улегся, и в кабине настала сонная тишина.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
ЛЮБОВЬ И ПРЕДАННОСТЬ
Ночью Диму кто-то словно толкнул. Он сразу проснулся, несмотря на то, что спал очень крепко, открыл глаза и, приподнявшись на локте, оглянулся.
