А я, как заведенный, все говорю и говорю о том, что полуторавековое сохранение тайны возможно, если тайна имеет государственный и даже надгосударственный масштаб, если в нее посвящены очень и очень немногие… Даже тут комната отдыха одного оператора, а не нескольких. Одна операторша ОИ на большую больницу, а больше и не надо… Наверняка она проверенная сотрудница Департамента и скорее откусит себе язык, нежели проболтается. Не исключено, что она выполняет работу, даже не понимая ее смысла. Разве так трудно обучить умственно отсталую? Говорят, дауны легко обучаются несложной работе и очень старательны. Сколько баб во всем мире посвящено в тайну? Очень мало, одна из миллиона. Остальные искренне считают, что им от природы повезло родиться людьми первого сорта…
Вот на чем основан весь Путь Обновления, коим человечество уверенно шагало до контакта с чужаками и коим оно, по-видимому, намерено шагать в дальнейшем, наведя порядок и, мало-помалу ликвидировав жуткую разруху. Что может помешать этому? И надо ли мешать? Чужаки воспринимают земную цивилизацию как бабочку-однодневку и дают ей плохой прогноз на будущее. Но ведь трудно не согласиться с тем, в чем убеждал меня некогда старый привратник Вокульский: Путь Обновления вывел цивилизацию из кризиса, заменил хищничество разумным сбережением, уничтожил войны и даже не отменил прогресс, правда, медленный, как рост мамонтова дерева. Так а куда торопиться-то, если все накормлены?.. С фактами не поспоришь: Путь Обновления действительно неплохая альтернатива гибели биосферы, войнам и всеобщему одичанию. Да, Путь основан на тотальной лжи, но ведь и на разуме тоже. Кто скажет, что это не так? Как иначе обуздать инстинкты толпы, почему-то всегда с легкостью побеждающие здравый смысл?..
— Сволочи… — хрипит Мустафа. До него не доходят мои адвокатские аргументы, да я и сам привожу их только для того, чтобы не скрежетать зубами.
Всякому обидно оказаться крайним. Но сознавать, что твоя ущербность вызвана не дурной случайностью, а чьей-то холодной волей — вдесятеро обиднее. Кому-то до слез, а большинству до желания наносить окружающим тяжкие телесные увечья. Обиду сразу хочется на ком-нибудь выместить.
— Ну чего вы развопились, как бабуины? — сердито говорю я, выждав минут пять. — Банан у вас отобрали? Наоборот, дали, так жуйте его! Вы уже не эксмены.
— А кто мы? — со злобой вопрошает Мустафа. — За бабуинов знаешь что бывает…
— Насчет приматов беру слова обратно. Дело обстоит гораздо хуже: мы тигры-людоеды. Подлежим уничтожению любым способом и без срока давности. Масса свидетелей может подтвердить под присягой, что вы телепортировали. Осознали? Соображайте живее, у нас мало времени…
— Чего ты хочешь?
— Плана действий. У нас его нет, если не считать намерения покинуть город. На территории больницы стоит поискать машину. Допустим, мы выберемся и затеряемся, а что дальше? Жить, скрываться и дрожать?
Мустафа первым берет себя в руки:
— Что ты предлагаешь?
— Нас должно стать больше. Будем инициировать всех подряд до тех пор, пока нас не станет так много, что бороться с нами станет бесполезно…
— А сопутствующая пороговая масса?
— Ну у меня же получилось! — горячо втолковываю я. — До сих пор я мог пронести в Вязкий мир двенадцать килограммов, а теперь? Не знаю, что случилось, может, это оттого, что я побывал в чужаке…
— Уверен?
— Нет. Но если не это, то что?!
— Хочешь проделать эксперимент? Попробуй еще раз уйти в Вязкий мир с нами обоими. Нет, для начала только со мной…
Я пробую. Схватив Мустафу поперек туловища, тужусь до синевы. Без толку.
— Вот видишь… — говорит Мустафа. — Один раз вышло от отчаяния, а ты уже замахнулся на большее? Решил, что чужаки поднесли тебе подарок? Все понятно? Радуйся, что ноги унес. Тоже мне, суперэксмен, уникум, первый из могикан!..
— За эксмена, даже супера, знаешь что бывает…
— Выброси «экс». Спрашиваю еще раз: что ты предлагаешь? Проникать в интернаты для эксменов-малолеток и инициировать их? Детей тебе не жалко? Сообрази, что с ними сделают. По-твоему, двухлетний ребенок сумеет сохранить тайну ради собственного спасения?
Мустафа прав. Если даже окажется, у него или Шпоньки сопутствующая пороговая масса больше моей, это все равно не меняет суть дела.
— Мы будем красть детей, — объявляю я. — Красть, инициировать и воспитывать людьми, а не рабами. Это программа на годы.
— Кормить, — иронически подхватывает Мустафа, — вытирать соплякам носы, высаживать на горшок…
— Вот именно, высаживать! И кормить! И лечить, и учить. Каждый из них, войдя в возраст, сможет инициировать других. Как только начнется цепная реакция, матриархату конец.
— Ну да, лет через сто!
— Тьфу! Ну предложи, как это можно сделать завтра… Не можешь? Тогда пошли. Мобиль поищем.
Брошенный санитарный микроавтобус застыл между хирургическим и инфекционным корпусами. Почти полбака метанола и ключ на месте.
— Федька, давай за руль. Заводи.
— Почему я? — жалобно протестует Шпонька.
— Ты же все-таки техник…
Как ни странно, этот аргумент действует. Впрочем, другого у меня все равно нет. Мы умеем пилотировать космические корабли, а дояр Мустафа когда-то участвовал в родео, лихо джигитуя на рогатых и безрогих скотах, но никто из нас никогда не управлял обыкновенным мобилем. Такого водилу, как Шпонька, дорожная полиция остановила бы на первом же перекрестке, если предположить, что он каким-нибудь чудом не врезался бы раньше в столб или другой мобиль…
Но где она, дорожная полиция? Мобилей на улицах тоже нет, за исключением горелых. Раздолье! Полигон для первоначального обучения. А если кто вздумает мешать, то в моем автомате магазин еще не пуст.
— О, да здесь автоматическая коробка! — ликует Шпонька и не желает объяснить, что это значит. Ему некогда. Микроавтобус стремглав срывается с места и мчится назад, с отчаянным визгом тормозя в сантиметре от столетнего вяза; вторая попытка швыряет нас вперед, но при этом выбрасывает с асфальтированной дорожки на раскисший газон, мотор глохнет, Мустафа набивает шишку о ветровое стекло, и далеко впереди нас кувыркается, подпрыгивая, сбитая жестяная урна. Шпонька сияет. Он проехал целых полсотни метров, и он — глядите-ка! — еще жив. Ну, теперь он уверен в себе и твердо знает, что способен укротить любой самобеглый механизм. Дайте ему только потренироваться минут пять—десять, и можно ехать.
— Да, а как же ворота? — спохватывается Безухов.
— Высадим! — кричит Шпонька, и море ему по колено. — Задом высадим. Я видел, там прямая дорожка, есть где разогнаться.
Лучше ему не мешать. Сейчас его время, его звездный час. Я снова груз, и лучшее, что я могу сделать, это распереться руками и ногами, страхуя себя от телесных повреждений при таране ворот. Мустафа следует моему примеру. Пожалуй, разумнее было бы лечь на место, предназначенное для носилок с транспортируемой больной, но, кажется, на это уже нет времени…