Остров оказался всего лишь в пятидесяти километрах от того места, где сейчас находился экспериментальный танкер института "Калтыш".
Взяли курс... Танкер приближался к острову.
Ни Васильев, ни Синицкий не знали, сколько сейчас времени. Часов не было. А солнечные часы - их могли бы сделать и не такие изобретательные "островитяне", как Васильев и Синицкий - без солнца ничего не показывают. Именно по этой причине и нельзя было точно определить, когда, в какое время обитатели острова услышали бархатный и, как они были убеждены, прекрасный голос танкера "Калтыш".
Оба они подбежали к берегу и, всматриваясь в туманную даль, с нетерпением ожидали, когда на мелочно-белом горизонте появится силуэт судна.
Сначала они услышали плеск и шум мотора, и только через несколько минут начали проступать чуть заметные контуры танкера. Он был выкрашен в белую краску, и темные фигуры на капитанском мостике казались как бы повисшими над водой.
Послышался плеск спущенной шлюпки. Издали она напоминала черную соринку в молоке.
Васильев и Синицкий стояли по колена в воде, готовые броситься навстречу шлюпке.
Она была совсем уже близко... На носу стоял человек в кожаном пальто и приветственно размахивал фуражкой.
Глава двадцать седьмая
"ДЛЯ НИХ НЕТ НИЧЕГО НЕВОЗМОЖНОГО"
На танкере сегодня настоящий праздник. Еще бы! Есть чему радоваться. В каюте находились люди, которых вот уже несколько дней искали десятки самолетов, катеров и глиссеров. И нашли их не летчики аэроклуба, не моряки из мореходного училища, а свои же сотрудники Института нефти.
Конструктор Васильев и молодой изобретатель Синицкий стали героями дня. Каждый из команды невольно забегал хоть на минутку в кают-компанию и, приоткрыв дверь, заглядывал туда, в надежде увидеть людей, которые так счастливо вырвались из подводного плена.
Среди команды мгновенно разнеслась весть о самоотверженном поступке комсомольца Синицкого, оставшегося в подводном доме, чтобы спасти конструктора. О мужестве и находчивости капитана подводного дома, сумевшего при неожиданной катастрофе организовать спасение всех своих товарищей, было известно еще раньше.
На палубе танкера царило необычайное оживление. Радист привязывал к мачте репродуктор, матросы уже в третий раз мыли палубу.
Совсем низко пролетел самолет. Из кабины высунулась голова Саиды. Радиоглаз помощника капитана подводного дома увидел то, что не смогли увидеть в тумане простым глазом летчики аэроклуба.
Васильев знал, что аккумулятор в пластмассовой цистерне выглядел бы маленькой, почти незаметной точечкой на экране, поэтому он и разложил пластины аккумулятора на большой площади, будто сигнальное полотнище, иногда применяющееся на аэродромах для связи с самолетом. Аппараты Саиды видят везде: в воздухе, под водой и под землей!
Остров на экране был виден, как серое пятно, а на нем резко чернела буква, словно выведенная углем.
Васильев, усталый после горячей ванны, одетый в новую матросскую робу, с вполне понятным интересом наблюдал, как накрывали на стол.
Звенели бокалы из зеленого стекла. Блестели тарелки с золотой каемкой. На них лежали аппетитные ломтики хлеба с розовой хрустящей корочкой, о которой еще только вчера мечтал Синицкий.
Кстати, Синицкий стоял тут же и по привычке обломком гребенки причесывал свои влажные волосы. Глазами он искал зеркало: юноше не терпелось посмотреть, как идет к нему чужой костюм. Он уже давно не видел себя в зеркале; к тому же вполне понятно, что человеку в его возрасте всегда любопытно посмотреть на себя в новом костюме.
- Как себя чувствуешь, Александр Петрович? - озабоченно спросил Рустамов, входя в каюту вместе с директором. - Как поживает наш молодой друг? - улыбнулся он Синицкому.
- Спасибо, прекрасно... и я, и мой товарищ... Но... - Васильев посмотрел на парторга, затем на Агаева и с нескрываемой надеждой спросил: - Какие есть возможности для того, чтобы поднять...
- О делах потом, - отмахнулся Рустамов. - Зачем сейчас говорить! До берега далеко, успеем. У нас, азербайджанцев, нельзя так: пришел в гости - и сразу разговор о делах. Зачем, дорогой, спешить! Подожди немножко, отдохни. Гость для хозяина - словно роза: куда хочет, туда и поставит... - Он рассмеялся и указал на кресло: - Садись, дорогой, за стол... Николай Тимофеевич! - окликнул он Синицкого. - Прошу узнать: как там насчет барашка? Не стал ли он похож на твоего баклана?
Когда Синицкий ушел, Васильев достал из кармана сложенное вчетверо письмо я молча протянул его Рустамову.
- Заявление в письменной форме? - рассмеялся парторг. - Не помогают мои убеждения. Что поделаешь! О делах так о делах! - Он переглянулся с директором и спросил, обращаясь к Васильеву: Александр Петрович, у вас есть сын?
- Вот, смотрите сами. - Инженер глазами указал на письмо.
Быстро пробежав его, Рустамов передал листок директору и развел руками.
- Ну и "антиподы"! До чего же подлая работа! - Он встал и с возмущением зашагал возле стола. - Я тебе говорил, Джафар, что ни черта они не понимают... Предложить такую штуку советскому инженеру? Для этого надо быть просто сумасшедшим!
- Нечего возмущаться, - сказал Агаев, уминая большим пальцем табак в своей зеленой трубке. - Они это сделали на всякий случай. В запасе у твоих "антиподов" было более действенное оружие. - Он указал головой в угол, где лежал какой-то сверток, накрытый парусиной.
- Но неужели так трудно понять, что для советского человека нет ничего дороже интересов Родины? - продолжал Рустамов, нервно шагая по каюте. - Неужели они этого не поняли во время войны? Или, например, наши великие стройки им ничего не говорят? Какой советский человек, даже если он годами дышал отравленным воздухом чужого мира, не захочет вернуться домой? Они только что в этом могли убедиться... Александр Петрович, - парторг остановился возле Васильева, - ваш сын несколько дней тому назад пытался вырваться на свободу и пробраться к нам. Он согласился надеть форму американского солдата только затем, чтобы легче было бежать. Не могу скрывать: на иранской границе его ранили. Нам стало известно об этом, и сейчас советский посол требует возвращения советского гражданина Алексея Васильева на родину. Сидите! - Он сделал предупреждающий жест, заметив, что инженер побледнел и приподнялся. - Уверен, что скоро вы увидите сына.
Васильев сидел молча, опустив голову. Он как-то не мог осознать: что же теперь делать? Беспокоиться или радоваться?
Перед глазами проплывали картины пустынного острова, где он жил вместе с Синицким. Туман, скалы, летящие бакланы, "каменный шалаш", ночные беседы... И вдруг мелькнула мысль - светлая, ясная, как весенний день: Алешка, его Алешка скоро будет на родной земле! И еще думал Васильев, что его сына теперь уже не могут заставить воевать под опозоренным голубым флагом, заставить убивать детей.
