- Держи вот. Подарок. А деньги на проезд я тебе в карман сунул. - Сказал он, когда Лешка уже стоял в тамбуре вагона. - И спорить не смей! Воровать - грех. Хоть и у государства. Вернешь потом, когда в краях наших окажешься.
И хлопнули двери, и голос машиниста неразборчиво буркнул что-то, и поезд загудел, набирая скорость.
Накатывающаяся неизбежность была столь безнадежна, что оставалось только следовать завету отца Геронтия - молиться.
И Лешка молился. И молитвами святых отцов и своими словами, которые сами собой сложились в последние в его жизни стихи...
Дай мне, Господи, день бесконечный прожить.
Так чтоб к вечеру было в закат раствориться не стыдно.
Дай мне, Господи, ночью Твоей уцелеть.
Дай мне, Господи, быть и не дай мне казаться для вида.
Дай в добре мне увидеть присутствие зла.
Дай любовью мне сердце проверить свое и чужое
Дай мне веры в Тебя и молитвы без лени и сна.
Дай мне крест свой найти и забыться под маской изгоя.
Дай свободу принять и свободно от мира уйти.
Избежав искушения чудом, гордыней и болью.
Дай мне злое от злого хотя б отличить.
Дай мне брата любить, дай бояться мне крови.
Дай мне, Господи, ум, такой чтоб тебя мне принять.
Дай мне, Господи, сердце, жилище печальной надежды.
Дай мне, Господи, боль, чтобы веру не тратить зазря
Дай мне, Господи, мудрость соткать из Любови одежды.
Дай мне, Господи, голос - такой, чтобы чаще молчать.
Чтобы слышать Тебя белым днем и в толпе научиться.
Дай мне, Господи, смерть без упрека и страха принять.
Научи меня жить, понимать и молиться.
Дай мне чашу Твою хоть на каплю облегчить слезой.
Дай не видеть о том, чего в будущем царствии прочишь.
Дай мне, Господи, сил не просить по дороге покой!
Сделай, Господи, так, как не Я, а как Ты только хочешь.
... Он молился, когда поезд грохотал по скелетам мостов, молился, когда мелькали зеленые стены лесополос, молился, когда входили и выходили люди на платформах станций, молился, когда электричка, наконец, встала на пригородной платформе кировского вокзала.
Студент оказывается, соскучился по родному городу, пусть и неухоженному, с кучами мусора прямо на центральных улицах, нищему и ободранному, с вечно разбитыми в хлам дорогами. Но такому родному и светлому...
Почему-то почти не было людей на Привокзальной площади, только дворник лениво махал метлой, перегоняя лужи с место на место - видимо ночью шел сильный дождь.
Древние вокзальные часы остановили свои стрелки на половине шестого - их так и не починили.
Мало было машин, троллейбусы с автобусами тоже где-то застряли, и, постояв минут пятнадцать, Лешка отправился пешком до своей общаги - сначала сходить в душ, переодеться и приготовиться к неотвратимому.
Странное дело, в Крыму уже отцвели растения и появлялись первые урожаи, даже в деревеньке отца Геронтия вовсю шумели тополя и березы. А здесь, в Кирове, городские деревья только-только покрылись тончайшим, нежнейшим облачком молоденьких листочков, только-только вытянулась травка на газонах, настойчиво пробиваясь сквозь стекло бутылок и россыпи окурков.
Лешка поднялся по усеянной картонными обрывками улице Свободы мимо Центрального рынка к своему убежищу с гордым названием "Дом студента N 5".
Тяжелая дверь традиционным приветствием хлопнула его по спине.
- Здравствуйте, Марья Петровна! В четыреста второй есть кто? - поздоровался он с вахтершей. Та удивленно отложила свое вечное вязание и круглым совиным взором уставилась на Лешку ровно на привидение.
- Что-то не так? - спросил он
Он молчала в ответ, тогда студент махнул рукой и, пройдя через холл, стал подниматься по лестнице на свой родимый четвертый этаж.
Чудом уцелевшие ключи - единственное, что осталось у него от всех вещей - он крутил на пальце, приближаясь к двери своей комнаты.
На стук никто не отозвался. "На парах, что ли?" - решил Лешка и отомкнул сначала блоковую дверь. Кто-то из соседей принимал душ - был слышен шум воды. Не все ушли учиться. Лешка, вместо приветствия, пнул в дверь душевой. Никто не отозвался.
Тогда Лешка зашел в свою комнату.
Ничего не изменилось за те дни, пока его здесь не было.
Те же пепельницы из пивных банок, та же гора грязной посуды, те же полуголые и голые совсем певички на стенах.
Он включил чайник и подошел к окну, чтобы открыть форточку и разогнать свежим майским воздухом затхлый запах давно не проветривавшейся комнаты, где постоянно курили пятеро мужиков и все многочисленные гости.
Форточка, едва он опустил шпингалеты, хлопнула. Мощный сквозняк тут же распахнул обе двери и весело пронесся по пустому этажу.
Лешка закрыл двери и ветер утихомирился. И только сейчас Лешка увидел, что дверь в душевую открыта. Он заглянул внутрь - никого не было, хотя вода еще парила из ванной и маленькое вафельное полотенце мокрым комком валялось на полу. Никого не было и в общем коридоре.
Лешка пожал плечами и перекрестился, уже почти автоматом произнеся про себя Иисусову молитву.
- Шутки шутить изволите? - сказал он в пустоту, а потом уселся пить чай. И вдруг на студента налетело мимолетное осознание того, что он знает, что произойдет через несколько секунд, но предчувствие тут же исчезло, оставляя после себя гаснущий, неуловимый след воспоминания о прошлом.
Чай в горло не лез. Тогда Лешка не спеша умылся, почистил зубы, а потом, немного подумав, хотя надо было бы сделать наоборот, вымыл и голову, стараясь, чтобы вода не попала на ошпаренную так давно и так не давно ногу.
Не дожидаясь того, чтобы волосы высохли, он закрыл двери и поехал в общагу, где когда-то жила Аня.
"Все возвращается на круги своя" - думал он, стоя перед входом в общежитие номер четыре. Совсем недавно он бежал сюда, пытаясь спастись от беса и спасся сам, но какой ценой? Почему Господь так все устроил? Неужели, чтобы спасти одну душу от вечной гибели, необходимо принести было в жертву три? Это же несправедливо!
Злость начала закипать в душе студента и тут он опомнился.
"На место одного семеро придут!" - говорил ему отец Геронтий. Надо следить за собой. Надо быть осторожным.
Господи Иисусе Христе, помилуй мя грешного!
А в вопросах этих разберемся позже, времени у нас много будет. Лет пятнадцать. Если не вся жизнь.
Удивительно, но и здесь вахтер пропустила его без слов, не отрывая голову от газетного листа и студент прошел в здание, низко наклонив голову, точно побитый пес.
Щербатые ступеньки мелькали перед Лешкой, точно угли пекли они тяжеленные ноги. Каждый шаг давался невероятным трудом. Слезы накипали на глазах, горечь во рту жгла невыносимой болью. Сердце бухало где-то в висках. Кровь то приливала к щекам, то пряталась в пятках.
