Джудит Тарр - Солнечные стрелы

Император заточил себя во дворце. Он сидит там, боясь шевельнуться. Он ходит в гарем, посещает Двор, но этим ограничивается поле его деятельности. Он ничего не видит и не слышит из того, что видим и слышим мы.

Тогда чего же нам ждать? спросил маг. Корусан внимательно оглядел настырного человечка. Его лицо лоснилось от пота и было обманчиво благодушным. Но глаза мага поблескивали холодно и жестко. Маг не отвел их, когда Корусан обратился прямо к нему.

Ты очень настойчив. Это приятно. Однако не забывай о том, кто стоит перед тобой. Желтые веки мага дрогнули и опустились.

Мы все ваши верные слуги, принц, сказал он, но каждый час ожидания работает против нас. Солнечный лорд обладает малой магической силой, это действительно так. Но он наделен другим, почти сверхъестественным даром очаровывать всех, кто встречается на его пути. Его обаяние неодолимо. Свет его глаз завораживает миры.

И ты собираешься состязаться с ним? Маг игнорировал насмешку.

Мы не знаем природы этой его силы и должны признаться, что она очень пугает нас, хотя наше умение достаточно велико. Вы же, мой юный лорд, не искушенный ни в жречестве, ни в чародействе, знаете только меч и кинжал. Кто поручится за то, что вы сами не обратитесь в его добычу? В словах мага было немало правды. Невероятное обаяние действительно исходило от черного короля. Однако Корусан не простодушный дурак и не ребенок. В ловушку для дураков и женщин оленейца не заманить.

Когда я почувствую, что время настало, я уничтожу его. Его жизнь принадлежит только мне. Помни об этом, маг.

Я помню, но хорошо ли помните об этом вы? Корусан усмехнулся холодно и отрешенно.

Я не забываю об этом, даже когда сплю. Неужели вы все здесь думаете, что я сижу сложа руки? Медленно, исподволь, шаг за шагом я приучаю его к себе. Он уже называет меня другом, он поверяет мне все свои секреты, он сам начинает любить меня. Он зреет.

Поторопитесь, принц, сказал маг, или в игру вмешаемся мы.

Нет, возразил Корусан, он только мой.

Поторопитесь. Слова его прозвучали, как заклятие, и долго потом отдавались у Корусана в ушах. Проклятые маги. Они всюду суют свои желтые отвратительные носы. И совсем не нуждаются в помощи Корусана. Корусан всего лишь козырь в их карточной колоде, и почему-то именно сегодня они решили его разыграть. Но он не поддастся им. Он спутает их планы. Он не даст им украсть из-под носа то, что по праву принадлежит только ему.

ГЛАВА 31

Певец Торуан прибыл в Кундри'дж-Асан. Эсториан узнал об этом случайно. Возвращаясь с заседания Совета, он шел к своим покоям кружным путем, отчасти потому, что хотел избежать встреч с назойливыми просителями, которые уже стали досаждать ему и здесь, отчасти для того, чтобы немного развеяться. Свернув в один из маленьких боковых коридорчиков, он услышал знакомое имя. Разговаривали два подвыпивших гвардейца.

Он дает представление Высокому двору сегодня ночью, сказал один. Сквайр лорда Перизона проигрался мне в кости. Денег у него нет, и в счет проигрыша он обещал провести меня на этот концерт. Как ты думаешь, хорош я буду в желтой ливрее?

Просто неотразим, ответил его приятель, икнув. Гвардеец шлепнул его по спине.

Прекрати насмешничать. Я был записным красавчиком, пока мне не сломали нос.

Счастливчик, вновь икнул его собеседник, теперь никакая вонь тебе не страшна. Икая и переругиваясь, пьянчужки слонялись по коридору, пока один из них не поймал взгляд Эсториана. Всплеснув как девица руками, гвардеец толкнул приятеля в бок.

Не думаю, что в ближайшее время кто-нибудь из вас будет свободен от ночных караулов, сказал Эсториан.

Да, милорд, преданно глядя в лицо господину, вытянулся гвардеец. Его приятель погрозил императору пальцем и снова громко икнул. Эсториан вернулся в свои покои. Он чувствовал себя очень усталым. Но ему unreknq| повидать Торуана опять. Надо бы послать человека в гарем, сообщить, что его сегодня не будет, вяло подумал он. Зиана очень огорчится. Или Элия. Сегодня как раз подошел срок пересменки наложниц. Тем больше резонов уклониться от них в этот вечер. Слуги между тем бережно освобождали его от мантий, расчесывали волосы, распутывали неизбежные колтуны. Наконец он отослал их прочь и повалился на тахту, прямо поверх покрывала. Корусана нигде не было видно. В последнее время оленеец стал чересчур нервозен, не стоял на месте, беспрестанно потря хивал головой, пальцы его напряженно подергивались. Когда этот тик сделался совершенно невыносимым, Эсториан велел ему удалиться и привести себя в порядок. Он ушел, не выказывая протеста, и теперь обретался неизвестно где. Эсториан застыл в полудреме, не засыпая и не пробуждаясь. Какая-то часть его сопротивлялась оцепенению, расталкивала его сущность, призывала к действию, но к какому? Ему некогда было подумать об этом. Он очень устал. Не пристало императору посещать Двор по вечерам. Об этом сказали ему слуги, но Эсториан проигнорировал их шелест. Они облекли своего господина в мантии, столь тяжелые, что он не мог в них свободно двигаться, потом придавили их накладным золотом и вызолотили его веки. Прежде Эсториан не спустил бы им такого, но теперь какая-то апатия притупила его бдительность. Он даже позволил бы им сбрить свою бороду, если бы Корусан не задевал куда-то бритву. Несносный мальчишка. Дерзкий, нахальный. Где он сейчас? Небось, беспробудно дрыхнет или точит свои разлюбезные мечи. Пусть отдохнет и подумает о своем поведении. Ночной дворец напоминал яркую раззолоченную игрушку. Зал для заседаний сиял, освещенный огнями бесчисленных светильников и ламп. Тут слышалась музыка, звучали веселые голоса и даже вспыхивал смех, что казалось совсем уж несообразным с местными понятиями о приличиях. Но женщин в гомонящей толпе асаниан не было. Ни леди, ни дам с несколько подмоченной репутацией. Правда, их появление ожидалось. Но позже, когда лорды усядутся за столы и чаша с вином обойдет не один круг. Появление императора было отмечено кратким почтительным молчанием и дружным реверансом всего зала, затем придворные вернулись к разговорам и танцам. Эсториан не мог присоединиться к общему веселью. Все, что ему позволялось, это усесться в заранее приготовленное для него кресло и наблюдать, и хранить предписанное этикетом безмолвие. Только он и еще двое его гвардейцев были чужаками в однородной толпе веселящихся гостей. Торуан с некоторыми членами его труппы не в счет, ибо он приглашен сюда веселить, а не веселиться. Зал притих, когда молчаливые мимы принялись устанавливать светильники на высоких ножках вокруг импровизированной арены. Придворные быстро расселись по своим местам, гул умолк, и представление началось. Начало было таким же, как и в Индуверране: с невыносимым визгом и скрежетом на сцену выскочили музыканты, играя на причудливых инструментах, за ними последовали певцы. Но, в отличие от Индуверрана, они разыгрывали сейчас совсем не историю Хирела и Саревадин и не какой-либо другой сюжет из жизни объединенных империй. Возможно, одна из асанианских легенд легла в основу разворачивающегося на сцене действа. Торуан изображал лорда в своем дворце или бога в своем храме, к нему рекой стекались нуждающиеся в его помощи люди. Он был облачен в белые одежды, словно король или духовное лицо высокого ранга. В руках Торуан держал позолоченную асанианскую маску, которую то подносил к лицу, то отводил в сторону. Лорд или бог принимал всех приходящих к нему людей, но сам не говорил с ними. За него это делали другие. Посредники выслушивали жалобы и передавали их смысл господину. Очень и очень измененный смысл. Убеленный сединами старец просил защитить его от врагов. Лорду говорили, что старец благодарит господина за мир и спокойствие в его государстве. Женщина евнух, прикрывший лицо вуалью, умоляла исцелить ее сына от смертельной болезни, но Торуану передавали, что она просит благословить ее чрево. Юноша жаловался на несправедливые притеснения, господин благосклонно jhb`k, полагая, что молодой поэт читает ему одну из новых своих поэм. Люди кричали и плакали от горя лорд или бог слышал одни благодарственные молитвы. В сердцах обиженных подданных росло возмущение. Собравшись вместе, они вновь решили пойти к всемогущему господину и умолить его дать им то, без чего их жизнь становилась адом. Накормить голодных, напоить жаждущих, исцелить больных. Но он опять услышал одни восхваления. Он улыбался и пел сладким голосом о процветании подвластной ему страны. Гнев охватил пришедших к лорду или богу людей. Они подняли мятеж. Они стащили владыку с трона, изорвали в клочья его маску, они оглушили лорда грохотом барабанов и шумом трещоток, но тонкий, высокий и сладкий дискант пробивался сквозь этот гвалт, исполненный нескончаемого благодушия.