На Руси, в стране с куда более чистоплотным населением, мыло появилось на несколько столетий позже.
Брусок мыла в гербе города Шуя — более поздняя реконструкция. Изначально там варили жидкое мыло. На основе изобилия природных ресурсов: романовских овец и мордовского поташа. Разведение знаменитой породы давало большое количество низкокачественного «нутряного» сала. Которое и шло в переработку.
28 марта 1638 года шуйскому воеводе Судакову была дана царская грамота «О дозволении тамошним жителям летом топить избы и мыльни». Вся остальная «Московия» каждое лето «кочевала по подворью»: топила летнюю кухню и мылась «у ставку».
Спустя несколько лет, в Шуе действовало уже 11 мыловарен. Осваивалось производство жидкого зеленого (наподобие голландского) мыла «зейф».
Я не стал сам заморачиваться, а поступил так, как и положено поступать начальнику — вызвал к себе подчинённую, Ракиту и приказал:
– Вот. Называется — «поташ». Если варить с жиром или маслом — будет хорошо. Заразы всякой будет меньше. Ты ж лекарка? Вот и иди-думай. Рацухерь.
Ну, не командовать же девушке: «Иди, рацухуй!».
Девчушка перепугалась страшно. Пришлось рассказывать о дезинфицирующих свойствах, посоветовать варить с льняным и конопляным маслами. Отчего, собственно, и пошло название — «зелёное». Порассуждать о хвойных и березовых добавках. И послать к Маре.
К весне мы имели уже с десяток разных модификаций, образцы которых я посылал Николаю. В Пердуновке, Гончаровке и на Мараниной заимке зелёным мылом помылись не только все люди, но и промыли всех животных, включая князь-волка, все жилые помещения. Вкус зелёного мыла стал первым вкусом для всякого приходящего в вотчину.
И это — всё. В продажу продукт не пошёл.
Крестьяне с удовольствием брали зелёное мыло даром: попробовать, вымыться по моему приказу. Но покупать — отказывались напрочь:
– Оно, конечно, да… и чище и на вкус-запах… но купить… а зачем? — щёлок же есть… сами разведём…
Проезжие купцы изредка покупали мыло в маленьких изукрашенных корчажках производства Горшени ёмкостью в косушку (1/40 ведра, около 300 грамм) — в качестве экзотических подарков родне и знакомым.
Я был удручён.
Продукт, который казался мне весьма полезным, при здешнем повсеместном распространении всяческих паразитов на людях и на животных — просто необходимым, расходился либо подарками, образцами — задарма, либо только там, где я его выдавал и впрямую приказывал использовать. То есть снова — даром.
Ничего нового: реальный массовый сбыт мыла населению в России пошёл только на рубеже 19–20 веков. Причём это было твёрдое брусковое натриевое мыло. А до тех пор…
– А на чё? У меня ж баба есть — золы разведёт, все, что где надо — помоет, отскребёт.
Даже наступление весны, когда мне пришлось наглядно показать туземцам, что раствор зеленого мыла (200–400 г. на ведро воды), эффективен для обработки растений, страдающих от нашествия тли и других сосущих вредителей, не изменило ситуацию.
Повсеместное присутствие «домашнего» щёлока, в сочетании с дармовой рабочей силой всего семейства, особенно — женской его части, абсолютное, «с дедов-прадедов заведённое», нежелание ценить их время, силы, здоровье, вело к тому, что «бабская забота» — применение мыла в обиходе для поддержания чистоты или стирки, находило место только в большом хозяйстве. Где люди работали «на дядю» — на меня. Который им это мыло выдавал даром.
Русское крестьянство — мыло не приняло. Не потому, что грязное, а наоборот — потому что уже чистое. Или — чувствует себя таковым. И может поддерживать традиционный уровень чистоты — традиционным средством.
Спрос на зелёное мыло отсутствовал и при переходе моём во Всеволжск. Однако же потребление его подскочило многократно: множество людей надлежало спешно и сильно помыть да постирать. Торговлишка же им стала расти, когда по Святой Руси слава Всеволжска распространилась. Купцы брали мыльце моё как диковинку из диковинного места. Хороший же торг начался как вышли мы в местности безлесые да тёплые, где у жителей тамошних и золы много не бывает.
Другое традиционное применение поташа — стекловарение.
Стекла мне нужно много и разного. От очков для Акима до листов в окна.
Окна — отдельная больная тема. Я последовательно, с самого начала, предлагаю, точнее — навязываю «Святой Руси» новый тип жилья. Потому что так — жить нельзя! Этот гибрид погреба с душегубкой, который называется «святорусская наша изба»…
Ничего приличного в таком жилье — вырасти не может. О каких навыках аккуратного осмысленного труда может идти речь, если ребёнок «с первого вздоха» видит, как норму, темноту, грязь, беспорядок, сырость, гниль…? Если «родительский дом», по своим физико-химическим характеристикам — хуже теплоцентрали для бомжей? Куда загоняют только сильные холода. Где не живут, а просто пережидают непогоду? Терпят. Как в бомбоубежище — артналёт. «Кочующие по подворью»…
Первым моим шагом было строительство трубных печей. Деревянная черепица, утеплённые потолки, дощатые полы… Избы моих людей вылезли из земли, стали выше, теплее, суше, чище… Но оставались тёмными.
Люди — слепнут! Всякое рукоделие в доме зимой — мучительно! Темно. Свет — от печки да от пляшущего огонька лучины. Даже днём волоковое оконце, душник — не даёт нормального освещения. В доме — постоянно на ощупь. Люди не замечают грязи, мусора, насекомых, рванья… вокруг себя, рядом с собой.
Просто — в доме темно.
Если вы долго носили одни очки, а потом одели новые, более мощные, вы обнаруживаете много нового:
– Картина неровно висит… пыль на полке… грязь в углу… прыщ на носу… жена постарела…
Последнее — не изменить. Но остальное-то — чисто от зрения! От освещения — в частности. Увидел — исправил. Но нужно увидеть.
В святорусские жилища нужен свет. Нужны большие застеклённые окна. Нужно нормальное оконное стекло, а не пятивершковые тёмные кругляши по сумасшедшим ценам, как «здесь и сейчас».
Слов нет — остаётся рацухерачить.
Стекло известно в Месопотамии 5 с половиной тысяч лет. Опять шумеры завезли?! Хотя, может быть, и древне-египтяне. У тех и других — стекло яркое, цветное, малоформатное: бусины, печати…
Бесцветное стекло — с IX веке до н. э. Первое известное «пособие» по производству стекла — 650 год до н. э. — таблички из в библиотеки ассирийского царя Ашшурбанапала. Приведены описания трех типов печей: для фриттования, для варки, для отжига.
Сначала спекают смесь сырьевых материалов. Спёкшиеся куски бросают раскалёнными в воду, где они растрескиваются. Эти обломки — фритты — растирают в пыль и снова плавят в другой печке при высокой температуре, превращая ее в вязкий расплав, из которого изготовляют поделки.
