Но кроме тревожных предчувствий, у него была теперь щемящая радость словно большой оранжевый апельсин, нагретый ладонями. Он смотрел искоса на апельсин, когда говорил со Стивеном, он любовался плотными покатыми боками, когда оставался наедине с собой, он ощущал терпкий аромат кожуры, когда ночи и дни, сны и бодрствование сливались в одно бесконечное ожерелье из черных камней, усыпанных блестками...
Он тосковал о Земле, и это было радостью, неведомой до сих пор.
Стивен не любил смотреть в глаза и говорил, повернувшись или в профиль, или в три четверти. Он поворачивался в анфас только тогда, когда слушал, и тогда в его глазах угадывались какие-то бесформенные скользящие тени: почему-то казалось, что на тебя смотрит человек, глубоко растерянный и очень боящийся, что кто-то все поймет.
Они уже вошли в ту зону, где начинаются "Папашины шутки", и Юпитер начал выворачиваться наизнанку, обволакивал их со всех сторон мерцающей слизью атмосферного "одеяла", размалеванного бурыми полосами, и на этом беловатом фоне все шире и шире расплывался кровоподтек Красного Пятна, когда Стивен впервые за весь полет, - а потому неожиданно - спросил:
- Вы освоились с машиной?
- Кажется, да. Вам не кажется, что вопрос... М-м-м... несколько запоздал?
- Ведь это не тральщик.
- Я об этом и говорю. Мне кажется: об этом надо было сказать сначала. Ну, а сейчас... сейчас я уже освоился. Совершенно самостоятельно. Надеюсь, у вас нет претензий к тому, как я вел космолет в течение трех суток?
- Это не тральщик, - невозмутимо продолжал Стивен в своей обычной манере, не отвечая собеседнику. - Это военный корабль.
- То есть, бывший военный корабль? Я понял. Я тренировался на таких в юности.
- Это военный корабль. И хорошо, что вы знаете его марку. Мне не придется в таком случае объяснять назначение вон той полосатой - белое с синим! Да, вот эта! - полосатой рукояти, за которую вы сейчас взялись.
- Когда-то этой рукояткой можно было запустить боевую торпеду.
- Советую не экспериментировать. У вас две торпеды. Две - на всякий случай, если первая не даст эффекта.
- В каком смысле?
Стивен вдруг вспылил.
- Вы что дурачка разыгрываете? Я вам говорю - вы будете бомбардировать Красное Пятно. Вы повторите маневр Свэна и пустите торпеду. Какого лешего вы придуриваетесь?
Маневр Свэна... Ловко сказано: маневр. Это когда Свэн, спасая его, Тэдди, от возможного совместного взрыва, бросил тральщик вниз, в красные тучи, ради того, чтобы остался жить товарищ... Маневр... Вот как.
Их корабли висели над знакомым кровавым океаном, и так же, как тогда, в непримиримой схватке сталкивались багровые валы внизу, и бледнело небо, и отливали охрой дрожащие полосы облаков, и черный шар пространства - мертвое солнце мертвого мира - парил над ними.
Тэдди покосился на сферическую схему координат, по которой ползли две белые мухи - их корабли. Он угадал точно: какая-то пространственная сверхпамять сразу привела его именно туда, куда надо. Это то самое место, где они со Свэном увидели небывалое - "яичко", родившееся из "танца" трех гловэлл.
Оно опускалось, поблескивая гранями, медленно, как первая снежинка в осенний день, все ниже и ниже, и Свэн тогда, не выдержав, бросил свой дряхлый тральщик вниз...
- Это здесь, - сипло сказал Тэдди. - Вот здесь...
И замолчал на полуслове. Среди кипящих огненных столбов, среди этой беспрерывной, длящейся вечно катастрофы, невероятный и нереальный, как серебряная паутина в аду термоядерного взрыва, выползал, дрожа и колеблясь, тонкий искрящийся росток.
Наверное, нужно было увидеть эту хрупкую беззащитность и робкое упорство в мире колоссальных форм и чудовищных масс, это мимолетное знамение жизни там, где по всем законам не может и не должно существовать что-то живое, - но неясная тревога, мучащая пилота, стала вдруг мыслью, и прозвучал из красной паутины голос Свэна - последние слова, оборванные взрывом:
- Ого! Тэдди, а здесь полно...
И со скоростью лавины, внезапно сорвавшейся с кручи, понеслись, цепляясь одна за одну, догадки, намеки, предположения, оброненные случайно слова, прочитанные строчки, и случайное становилось закономерным, разрозненное превращалось в общее, и нарастающий грохот разгадки заглушил все остальное.
Солсбери попросил спектрограмму яйца... Синий Дым... Фонтан из красного океана... "Танец тройной спирали"... Яйцо, падающее в океан... И этот ползущий из красных туч росток...
А ведь за теми тремя гловэллами, плывущими над океаном, тянулись хвосты синего дыма - да, Синего Дыма! - и эти хвосты, сплетаясь, затвердевали в яйцо. И яйцо падало в красные волны. А теперь из этих волн ползет росток. Инкубатор, заповедник, аквариум, виварий - все, что угодно, но там зреют яйца гловэлл! И пускать торпеду - все равно, что бросить бомбу в пруд, полный мальков. Или взорвать инкубатор, чтобы приготовить яичницу. Синий Дым надо добывать по-другому. Его дают гловэллы... Как пчелы мед. Надо только научиться...
- Стивен, я не буду бомбить Красное Пятно.
- То есть?
- Мы ошиблись. Все ошиблись. Даже доктор Солсбери. Красное Пятно бомбить нельзя. Я вам сейчас все объясню.
Тэдди объяснял долго и тщательно, путаясь, снова возвращаясь к сказанному - ему надо было доказать этому непонятному человеку невозможность бомбежки, чтобы не было обидно за прошедший впустую нелегкий рейс, и Тэдди старался изо всех сил убедить, заставить Стивена возвратиться.
Стивен слушал с холодным любопытством не перебивая.
- Довольно. Я вас понял. Не считайте меня идиотом, Я кончил в свое время Чикагский университет и разбираюсь немного в научных проблемах. Я все понял - Красное Пятно - это заповедник яиц...
- Или семян гловэллы. А заповедники трогать нельзя.
Стивен был невозмутим. Его рука лежала на контроллере лазерной пушки.
- Пускайте торпеду. Или я отправлю вас к праотцам раньше времени.
Стивен не шутил, и Тэдди понял это без дополнительных пояснений.
- Нет, Роуз. Я не буду стрелять.
- Во-первых, я не Роуз. У вас очень плохая зрительная память, мистер Стоун. Перед вами, как перед потенциальным покойником, мне скрываться нечего. Я напомню вам, где вы могли меня видеть. Вернее, не меня, а мою фотографию. Вспомните газеты. Раздел - "Интерпол" разыскивает". Телевидение - с тем же текстом. Афиши на домах - фас и профиль. Вспомнил? Нет? Напрасно. Я не люблю, когда меня забывают. Короче говоря, я - Питер Нидерхольм, или "Белый Ральф", как зовут меня в народе.
- Белый Ральф... Хорошие друзья у Смитов, однако.
- Кончайте трепаться. Пускайте торпеду. Это облегчит вашу судьбу.
- Вы хотите сказать, что оставите меня в живых?
- Подумаю. Вполне возможно. Мне нужны пилоты. Я хорошо плачу.