Я не надеялся на ответ, я рассчитывал только нанести ему психологический удар, а заодно и дать себе разрядку.
Гость с изумленным видом уставился на свою визитную карточку, которую я бросил перед ним на стол. Затем плечи его бессильно обвисли и, свесившись со стула набок, он произнес:
— А вам, оказывается, уже все известно?
Теперь оторопел я — так неожиданно быстро он сознался. И он не преминул немедленно воспользоваться моим коротким замешательством и сразу нанес ответный удар.
— Это ваша супруга вам сообщила. Беда с этими женщинами.
— Вас это не касается.
Я попытался отразить нападение, но удар попал в цель. Своей манерой выражаться гость определенно намекал на то, что между ним и моей женой существуют какие-то неведомые мне отношения. От ног по всему телу у меня вдруг поползло ощущение зыбкости, похожее на страх высоты, и я изо всех сил вцепился в самого себя.
…Только не обращай внимания, мысленно твердил я, подставляя себе плечо, чтобы не потерять равновесия… Это же всего-навсего клевета, заурядный тактический прием, имеющий целью расколоть наши ряды… Стоит клюнуть на эту удочку, и мы немедленно будем пойманы… Ничего, пусть только вернется жена, я прямо тут же, на месте, разоблачу его, сорву с него гнусную маску…
— Боюсь, сэнсэй, что здесь недоразумение. Ваша супруга слишком поторопилась. Честное слово, никакого дурного умысла у нас нет.
— Бросьте мне голову морочить. Ничего вы про мою жену сказать не можете. А вот как насчет вашей собственной супруги? Живем мы рядом, соседи, даже встречались, наверное, и не раз, и вдруг она так бессовестно мне налгала! Право, надо совсем стыд потерять…
— Лгала? Это моя-то жена?.. — Брови у него полезли на лоб, и вся физиономия выразила неподдельное и глубокое изумление. — Это невозможно. Немыслимо… Впрочем, оставим это… О моей жене больше ни слова, сэнсэй, пожалуйста… Иначе вы безмерно огорчите меня…
— Ах, я вас огорчу? Вы там устраиваете заговор, морочите людям голову, а я о вас — ни слова? Поразительное бесстыдство, прямо пробу ставить негде!
— Ну что уж вы так… Разве я вам не говорил? Ведь она помешанная… Да нет, говорил я вам, сэнсэй, припомните хорошенько… Как это ни прискорбно, она у меня совсем спятила.
— А вот она утверждает, что это вы спятили!
— Да… — произнес он со вздохом. — К моему великому огорчению, она в этом совершенно уверена. Так посудите сами, сэнсэй, можем ли мы, несчастные супруги, взаимно подозревающие друг друга в сумасшествии, можем ли мы, как вам угодно было выразиться, устраивать заговоры и все такое прочее?.. — Он вдруг оживился. — Это было бы поразительно… Честное слово, это было бы как во сне…
Клоунада софизмов. Калейдоскоп крючкотворства. Едва ворочая языком, холодным и вялым, похожим на снулую рыбу, я проговорил:
— Для чего же ваша супруга лгала?
— Прекратите! Я вам сказал, что не желаю слушать. Преследовать такими подозрениями наивную, чистую, как Будда, женщину… Я этого не вынесу!
— Ладно, пусть не лгала, но…
— В чем она, по-вашему, солгала?
— Она обещала прийти за вами через тридцать минут и не пришла. Согласитесь, это наводит на подозрения.
— Обещала? Она действительно обещала?
— В том-то и дело. Вы ей преданы, вы повинуетесь любому ее приказу. И когда она предложила вам как-нибудь проволынить тридцать минут…
— Вот это верно. — Он поднял плечи и хихикнул, словно от щекотки. — Я никогда ей не перечу, что бы она мне ни сказала. Очень уж мне ее жалко. Любой человек имеет право на сочувствие и понимание. И вдобавок она велит мне делать только то, что в моих силах.
— Я, собственно, о времени…
— На сколько она сейчас опоздала?
— Опоздала? Хорошо, пусть опоздала… Скоро будет пятнадцать минут.
— Всего-навсего пятнадцать минут…
— Всего-навсего! Сразу видно, что для вас они пролетели, как одна минута. А я вот испытываю некоторые сомнения, когда опаздывают на пятнадцать минут после обещанных тридцати.
— А я вот верю.
— Вы хотите сказать, что обещание будет все-таки выполнено? Что она еще, может быть, придет за вами?
— Обязательно. А как же иначе? Для опоздания была, наверное, серьезная причина. И усомнившийся сгорит со стыда, как только узнает, в чем дело…
— Ну, каждый верит, во что ему нравится…
— Хорошо. Тогда давайте сходим к нам. В конце концов вам все уже известно, скрывать мне от вас больше нечего. Как только вы увидите мою супругу, все ваши сомнения мигом рассеются. Пошли. Переодеваться не надо, это ведь прямо здесь, в этом же доме.
— Постойте. Я еще не сказал вам… Видите ли, я только что послал жену посмотреть, где вы живете, и она скоро вернется. Я бы хотел сначала послушать, что она мне скажет. Верим ли мы или сомневаемся, но уже после этого наши мнения должны совпасть окончательно.
Некоторое время гость пристально вглядывался в меня с таким видом, будто обозревал далекий пейзаж. Если он и злился, то ничем этого не обнаруживал. Сжав до хруста левой рукой пальцы правой, он произнес сдавленным, без выражения, голосом:
— Ясно, все понятно… Только такой ли уж это мудрый ход, сэнсэй, как вы надеетесь?
— В каком смысле? Вы хотите сказать, что мне не следовало бы доверять словам собственной жены?
— Я не смею обсуждать здесь ее интеллект и ее характер, но…
— Порядочные люди так не поступают… Свою жену вы оправдываете во всем…
— Да я вовсе не хочу сказать, будто ваша супруга — плохой человек. Наоборот, это очень впечатлительная и замечательно умная женщина. И вдобавок еще красавица. Только вот…
— Что — только вот?
— Да так, всякое приходит на ум… Говорят, что в наше время человеку верить нельзя. Я решительно против этого. Верить человеку легко. Гораздо труднее заставить другого человека поверить тебе. Вот я сейчас, сэнсэй, веду безнадежную борьбу за то, чтобы вы мне поверили… Мы привыкли мерить собеседника на свой аршин и нисколько этим не смущаемся. Естественная предусмотрительность — запастись для ближнего его собственным аршином — давно плесневеет, как старые книги в углу какой-нибудь букинистической лавки… И потому, сэнсэй, если бы даже случалось так, что супруга ваша усомнилась в вашем здравом уме… А, ладно, я вам все расскажу. В конце концов такая же судьба постигла меня самого… Только не принимайте близко к сердцу. Не надо сердиться и не торопитесь обвинять…
— Вы просто пакостник. Просить не сомневаться того, кто не сомневается, — все равно, что просить сомневаться.
