Фан-Орт, насупившись, проводил Орену глазами, потом перенес взгляд на экран светозара. Перед ним на фоне черного бархатного неба холодно и отрешенно сияли звезды.
Дурное настроение часто посещало молодого астронавигатора. В такие часы он испытывал томление духа, неудовлетворенность бескрылым существованием. Эти чувства нестерпимо противоречили его вере в свое особое предназначение.
Увлекшись Ореной, Фан-Орт на некоторое время заново обрел полноту жизни. Обрадовался тому, что способен влюбиться и что нашлась девушка, достойная его любви.
Орена, казалось, ответила ему взаимностью. Но ее любовь более походила на дружбу, а способностью дружить он, будучи от природы индивидуалистом, не обладал даже в малой мере. И вскоре чувство недовольства бытием возникло вновь, став даже еще более острым…
Когда, чуть запыхавшись, Орена опустилась в креслице, Фан-Орт спросил со скрытой иронией:
— Надеюсь, с твоими подопечными эмбрионами все в порядке?
— Да.
— Какой же смысл было идти?
— Чтобы убедиться в этом.
— Не доверяешь интеллект-автоматам?
— Ну что ты, после твоих слов…
— Смеешься? Думаешь, я против них? Смотря в чем… Ухаживать за эмбрионами — здесь им нет равных. Нуль с девятью девятками после запятой, такова вероятность того, что интеллект-автомат не допустит ошибку. А твоя надежность максимум три девятки!
— Свою надежность ты тоже определил? — обиженно поинтересовалась Орена.
— Конечно. Семь девяток, — с гордостью сказал Фан-Орт.
— Всего-навсего?
— По-твоему мало? Знаешь, чего это стоило? "Я сделаю из него сверхчеловека любой ценой!" — кричал отец, когда мама за меня заступалась. Мне вводили синтогормоны, облучали сигмаквантами.
— Но сверхстимуляторы смертельно опасны! — ужаснулась Орена.
— То же самое говорила мама. Но отец ее не слушал.
— Они… любили друг друга?
— Любили? Профессор Орт не был способен на это чувство.
"Наш брак — чисто деловое предприятие!" — подчеркивал он. А мама… В ее жизни была какая-то трагедия… Отца она с трудом выносила, это уж точно.
— А тебя… любила?
— Мне кажется, да. До сих пор помню, как прижимала меня к себе и шептала:
"Бедный мой Фан… Что он с тобой делает! Какую ошибку я совершила… Прости меня, Фан, родной мой…"
— Так ты Фан или Фан-Орт?
— Мое имя — результат неладов между мамой и отцом. Мама хотела назвать меня Фаном, а отец пожелал дать мне свое имя. Вот в конце концов и получилось: «Фан-Орт».
— Я слушала лекции твоего отца, — задумчиво сказала Орена.
— По анатомии генов? Это его конек!
— Он производил впечатление сильной личности.
— Еще бы… Отец считал себя сверхчеловеком и хотел, чтобы я стал таким же. "Я сделаю из тебя свое продолжение!" — эта фраза врубилась в мою память. При всей своей занятости он уделял мне массу времени. Но не как сыну… Я ни разу не слышал от него ласкового слова. И все же я ему благодарен несмотря ни на что: он добился своего, хотя я вовсе не желал быть его продолжением.
— Выходит, ты… сверхчеловек? — скептически спросила Орена.
— Это так, — подтвердил Фан-Орт.
— Не люблю хвастовства! — рассердилась девушка. — Какая в нем нужда? Я и так знаю, что ты умен, ловок и… красив, — добавила она с обезоруживающей прямотой. — И другие это знают. Но хвастовство отталкивает от тебя людей. Смотри, останешься один…
— И ты тоже от меня отвернешься?
— Я — нет.
— А на других мне плевать. Вот увидишь, они пойдут за мной. Отец говорил, что толпа всегда устремляется за самым сильным, самодовольно проговорил Фан-Орт.
— Слово отца для тебя по-прежнему закон!
— Я восхищаюсь профессором Ортом как личностью, а как отца ненавижу. Он лишил меня детства! Ненависть и благодарность… Как видишь, эти два чувства могут сочетаться. Да, именно так: восхищение, благодарность и жгучая ненависть!
— Бедный! — сочувственно сказала Орена.
— Если кто и ласкал меня, то одна лишь мама. А с отцом мы были чужими. Меня подавляли его жестокость и превосходство в интеллекте, которое он подчеркивал при любом более или менее подходящем случае. Впадая в раздражение, кричал:
"Проклятые гены! Весь в мать, такой же безмозглый!"
— Вот уж неправда!
— Спасибо, — признательно кивнул Фан-Орт. — Отец был несправедлив к маме. Более умной женщины я не встречал… Ты на нее похожа!
— Я этому рада, — смутилась Орена.
— В конце концов я сумел себя превозмочь. Профессор Орт добился своего и даже заразил меня величием своей цели. Но вот сейчас я недоумеваю: ради чего он со мной возился, к чему готовил? Быть придатком автоматов унижает мое человеческое достоинство!
— Сверхчеловеческое, — не удержалась Орена.
— Не иронизируй, — вспыхнул Фан-Орт. — В ранг людей возведены у нас интеллект-автоматы, мы же в положении машин, притом законсервированных до лучших… или худших?.. времен.
— Ты неправ, Фан… Можно, я буду тебя так называть? Нам отведена очень важная роль. Мы сопровождаем будущее человечество в качестве гарантов.
— Гарантов чего?
— Того, что эмбрионы станут достойными людьми.
— И как ты себе это представляешь? — усмехнулся Фан-Орт.
— При всей надежности интеллект-автоматов именно мы отвечаем за успех дела. Твой отец называл нас жизнетворцами.
— Красивые слова, рассчитанные на глупцов. Профессор Орт презирал вас, а жизнетворцем считал одного лишь себя!
— Прости, Фан, это в тебе говорит твоя ненависть. — Орена вздрогнула, почувствовав толчок. — Что-то случилось!
— Ничего особенного. Коррекция траектории. Интеллект-автоматы включали маневровый двигатель.
— Зачем?
— А я знаю? — со злостью сказал Фан-Орт. — Они с нами советуются? Ставят гарантов в известность о своих решениях?
— Но ты же сам…
— Что «сам»? Я должен идти к ним на поклон? Униженно просить, чтобы растолковывали несмышленышу каждый свой шаг? Не дождутся! Я не хуже их разбираюсь в астронавигации!
— И все же обратись к ним, — посоветовала Орена.
— Ни за что! Это они должны обратиться ко мне! — отрезал Фан-Орт.
— Тогда работай параллельно с ними, чтобы предвосхищать и контролировать их действия.
— Хочешь, чтобы я стал тенью интеллект-автоматов?
— Разве осуществлять контроль — значит быть тенью?
— Еще раз повторяю: они не допускают ошибок и не рискуют. Даже когда риск оправдан и ускорил бы поиски. Я не приемлю этой «безошибочной», а на самом деле трусливой стратегии.
