— Когда такое случается со мной, то есть с одной из нас, мы просто переключаемся на другую личность.
Я только кивнул. Хотелось узнать, к чему она клонит.
— К тому же все великие достижения человечества родились из диалогов, разве не так? — продолжала она. — Из взаимодействия и соревнования разных личностей. А каждая из нас может соревноваться сама с собой.
— Но…
— Знаете, — перебила она, — одна из моих… ипостасей изучает стрекающих кишечнополостных. Тех, которых обычно называют медузами.
— Джулия называла их «рыбами».
— Нет. Это могла сказать Джуни. А Джулия и Джулиана никогда бы не ошиблись.
Я попытался скрыть удивление. Она оказалась права.
— Это я изучаю стрекающих кишечнополостных. И уже совершила открытие. Что представляет собой ваша кровь?
Судя по ее тону, вопрос носил педагогический характер. Я пожал плечами:
— Систему доставки кислорода.
— Да, такова ее функция, но все же? Это океан внутри вашего организма. Вся эволюция сводится к тому, чтобы забирать снаружи нечто полезное, а затем захватывать его и помещать внутрь, под свой контроль. Подчините себе море, управляйте его составом и температурой, и вы сможете омывать свои клетки, даже находясь на земле. Так появилось кровообращение. Возьмите запахи и изображения предметов окружающего мира и поместите их в свой внутренний мир, где способны манипулировать ими, составлять планы. Это воображение, разум. Величайшим достижением за всю историю человечества стало возникновение общества. А наша семья помещает его внутрь себя. Вы живете в обществе, как губка в море. А мы носим общество с собой, как кровь.
Это зашло слишком далеко. Я поднял руки, защищаясь от ее слов.
— На мой взгляд, ваше объяснение не очень-то правдоподобно. Я ожидал истории о жестоком обращении — это более вероятно, чем ваши… мутации.
— Я рассказала вам правду. Почему вы не принимаете во внимание такой вариант?
— Хорошо. Пусть вы ничего не придумываете. Мы можем проверить ваши слова, так же, как в тестах соощущений. Ряд быстрых вопросов и ответов. Я могу доказать, что вы не притворяетесь. Тогда я смогу отпустить Джулию и не буду считать травму причиной ее поведения.
Она покачала головой.
— Не сейчас. Нас еще слишком мало. Мы не хотим, чтобы люди… задавили нас. Сделали из нас шоу уродцев. Или даже признали угрозой обществу.
— Несколько недель вами будут интересоваться, а потом все забудется.
— Возможно. Но мы не хотим вымаливать у людей свое право на уединение, — она вздохнула. — Теперь вы знаете наш секрет.
— Даже если я поверю в эту историю, это все равно не гарантирует безопасности Джулии.
— Здесь выросло не одно поколение. И ни один из нас не страдал безумием. Ни разу за всю историю.
Я нахмурился. Как теперь быть? Рассказ Кристин поставил меня в тупик. Какая-то часть меня считала его правдоподобным, скептик же говорил, что меня водят за нос.
Я встал.
— Мне нужно возвращаться в больницу. Ехать довольно далеко, — я пошел к двери.
— Когда вы примете решение?
— Скоро.
— Я зайду к вам завтра, — пообещала она.
Я кивнул.
— У меня все расписано до четырех. Может, встретимся в половину пятого?
— Конечно.
Она проводила меня до машины. Забравшись в салон, я опустил стекло и произнес:
— Допустим, вы правы. Вы не… теряете себя? Не путаетесь? Во всех этих голосах…
— Не знаю. Не думаю. Не больше, чем любой другой человек, — она посмотрела на меня с нескрываемым любопытством. — Теперь ваша очередь. Вам не бывает одиноко? Вечно наедине с самим собой?
Я нахмурился и промолчал, затем завел двигатель.
— До завтра.
* * *
На следующий день мне пришлось воевать с представителем окружной тюрьмы, который хотел вернуть нам буйнопомешанного. Они, оказывается, уже сплавляли его в другую больницу две недели назад — оттуда-то его наверняка и забросили в наше отделение экстренной помощи.
Не успев справиться с притоком адреналина после ругани по телефону, все еще кипя от злости, я отправился на встречу с Кристин Лувье. Учитывая мое состояние, эта встреча не сулила ничего хорошего.
Когда она пообещала засудить меня и хлопнула дверью, я опустился за стол и перевел дыхание, надеясь успокоиться. Но этого мне не дали: из-за двери выглянула большая голова Томаса.
— Вас искал доктор Стивенс. Он злится из-за маленькой девочки, которая все еще в педиатрии. И спрашивает, «где вас вчера весь день черти носили».
— Спасибо, — я кивнул.
— Выглядите уставшим, док.
— Так и есть.
Томас понял, в каком я состоянии, и не стал давать мне дурацких советов — вместо этого одарил меня ободряющей улыбкой и ушел.
Я уныло побрел в педиатрию.
Джулия вновь сидела на кровати. Рядом с ней лежала шахматная доска — судя по положению фигур, оставленная посреди партии. В углу безмолвно мерцал телевизор. Девочка положила себе на колени лист бумаги.
— Привет, — сказал я. График, висевший у кровати, не изменился. Утром я провел целую кучу всяческих тестов, затем с ней разговаривал социальный работник. Джулия не проявила никаких признаков когнитивного расстройства.
Склонившись над кроватью, я стал изучать ее рисунок. С листа на меня смотрела мудрая большеглазая кошка, нарисованная, на мой взгляд, довольно профессионально, в стиле японских мультфильмов. Или тех статуэток в детской.
— Кто побеждает? — спросил я, указывая на шахматы. Скорее всего, она играла с медсестрой, которую потом вызвали на обход.
— Не знаю, я не слежу за игрой, — она пожала плечами, затем взяла другой карандаш и стала раскрашивать кошачьи глаза.
— А кто же играл? — спросил я.
— Джулиана и Джулия.
— Вот как. Значит, ты — Джуни.
— Точно.
Она рисовала левой рукой, стремительно и проворно. Утром, когда я попросил ее отметить варианты ответов в тестах, она пыталась взять карандаш правой рукой, закатанной в гипс.
— Ты — левша? — спросил я сейчас.
Она кивнула.
— Но пишешь правой рукой?
— Не-а, — она нанесла на бумагу несколько быстрых штрихов. — Так пишут Джулия и Джулиана. Я — нет.
Девочка отложила карандаш и подняла голову. Теперь она говорила быстрее, с более четкими интонациями:
— Можно мне завтра домой, доктор Даг?
Я заколебался. Эта внезапная смена тона показалась мне жутковатой. Изменилось и выражение лица — расслабленное всего секунду назад, теперь оно сделалось внимательным, напряженным.
— Джулиана? — спросил я.
— Да.
