Так прошла неделя. Никаких боевых столкновений вблизи Палермо больше не было. Поэтому нашу компанию отпустили в давно ожидаемый поход. Правда, охранников проф приставил сразу троих и долго их инструктировал. Давно все это знавшие парни усиленно делали вид, что внимательно слушают. А я внимал с интересом: меня же этому никогда не учили.
За три недели девочки многому научились и стремились это продемонстрировать. Так что мы забрались на две стенки, которые вовсе не стояли у нас на дороге. На привалах мы с Гвидо пересказывали «Илиаду», соревнуясь, «кто больше помнит наизусть». Алекса выбрали судьей, и он присудил победу Гвидо, поделив число строк, известных каждому из нас, на время, прошедшее с момента первого знакомства с поэмой. Да, наверное, это справедливо. Никто на нас не напал — ни днем, ни ночью. И в воскресенье вечером мы благополучно вернулись в Палермо.
Утром в понедельник меня разбудил голос из динамика: «Вставай скорее». А я собирался поваляться. Наверное, что-то случилось. Проф не стал дожидаться, пока я явлюсь в его кабинет, а встретил меня на полдороге:
— Габриеллу похитили.
— Кто? Что мы можем…
— Неизвестно. Идем в лабораторию, надо поставить несколько «жучков»: может, что и выяснится.
— Но ее ищут?
— Конечно.
Женщины вне игры, говорите? Традиции! В них не стреляют, их не похищают, в руках врагов они могут оказаться только случайно, при захвате заложников. Как бы не так! Но кажется, синьор Мигель чувствовал то же, что и я. За последующие двое суток я выходил из Контакта, только чтобы сменить партнера и что-нибудь съесть. А в остальное время Геракл, Кастор и Полидевк (Диоскурам пришлось разделиться) бегали всюду, где только может оказаться зацепка, информация, тень информации. По нашим следам приходили группы десантников или оперативники СБ. Еще лет двести сама мысль покуситься на женщину из клана Кальтаниссетта будет вызывать священный ужас у того, к кому она придет. Но сейчас Габриелле это не помогло. Ее тело выловили при глубоком тралении залива.
Через час на виновника — на сей раз это действительно была семья Трапани (сам узнал — вот вам и хранители традиций!) — обрушилось небо. Флот был уничтожен мощным авианалетом (по ходу поисков Габриеллы мы с Гераклом наткнулись на какой-то кабель, ведущий в армейский центр управления; остальное — дело техники). Несколько тайных бункеров в самом Палермо десантники «взяли на нож». Вечером в среду синьор Кальтаниссетта принял безоговорочную капитуляцию семьи Трапани. Этна содрогнулась. С большими корпорациями так не поступают, к тому же осенью Кальтаниссетта продемонстрировали умеренность и терпимость.
— Неужели это потому, что кто-то из Трапани знает обо мне? — спросил я профа.
— Конечно, ты же самое секретное оружие на Этне. Ты не догадывался?
— Ну-у вообще-то…
— Кроме того, это естественное продолжение репрессий за похищенную женщину. Иначе мы никогда не сможем спать спокойно.
Я представил, что было бы со мной, если бы кто-нибудь похитил Ларису, и все понял.
К вечеру четверга немало женщин из верхушки бывшего клана Трапани стали вдовами, но их самих подчеркнуто никто пальцем не тронул. Женщины вне игры! К тому же теперь они наши женщины: клана Трапани больше не существует. Будем надеяться, что обойдется без партизанской войны. Насколько я понял из своих уроков истории, для этого достаточно не обижать мирное население. Хотя бывают и исключения.
Интересно, синьор Мигель собирается стать повелителем целой планеты? Хм, вряд ли, скучно будет так жить, к тому же он явно знает историю и осведомлен, чем кончали всякие «завоеватели мира». Или не надеется успеть?
* * *
Я никогда не был особенно привязан к Габриелле, но ее смерть потрясла меня, потому что погибла она из-за меня. Если бы она не работала в Лабораторном парке, ее никто и не подумал бы похищать. Проф, наверное, чувствовал то же самое, потому что на освободившееся место Габриеллы был взят мужчина. Линду, нашу лаборантку, правда, никуда не перевели, но проф приказал синьору Соргоно обеспечить ее охрану вне парка.
Наш новый медбрат Фернан появился в кабинете профа в понедельник утром. Проф что-то делал за компьютером, а я легкомысленно крутился во вращающемся кресле, пытаясь на глаз оценить максимальную угловую скорость моего вращения. Дурацкое занятие. Братцы Диоскуры блаженствовали у меня на коленях. Надо будет соорудить им карусель.
— Здравствуйте, синьор Галларате, — сказал вошедший в кабинет молодой человек.
— Добрый день, — ответил проф, — Фернан, если я не ошибаюсь? (Проф никогда не ошибается.)
— Да, это я.
— Тебя[65] прислали из службы безопасности, но они не сообщили, в чем будут состоять твои обязанности.
— Нет, не сообщили. Сказали, что не знают. — Фернан недоверчиво усмехнулся. (Как они могут чего-то не знать?) — Я тоже. (Запросто!)
— Ты должен будешь заботиться о здоровье этого легкомысленного типа, который сейчас доламывает мое кресло. Энрик, прекрати крутиться!
Я затормозил, повернулся вместе с креслом к своей новой няньке и сделал серьезное лицо.
— А-а, э-э… — Фернан даже покраснел от напряжения.
— Нет, — успокоил его проф, — Энрик совершенно здоров. Я бы даже сказал, слишком. Но время от времени ему приходится выполнять очень важную и очень тяжелую работу. И при этом возможно все что угодно. Например, однажды у него остановилось сердце.
А я и не знал. Это, наверное, было, когда погиб Тяпа. С меня сразу слетело все мое легкомыслие:
— Можно, я пойду к себе?
— Я думал, ты захочешь познакомиться.
— Угу, — кивнул я и протянул руку, — Энрик.
— Фернан.
— Очень приятно.
Я посадил мышей на плечо и ушел. Не хочу я узнавать подробности своей физиологии.
Я уже чувствовал себя настолько готовым к экзаменам, что отменил чрезвычайное положение и даже заикнулся, что хотел бы съездить полетать.
— Для этого надо, чтобы не только ты отменил чрезвычайное положение, — заметил проф.
Я все же съездил в третий истребительный, но полетать мне не дали: опасно. Печально.
Всю неделю самым интересным объектом для наблюдения было лицо Фернана, на котором один за другим менялись все оттенки изумления, потрясения и ужаса, когда мы с профом отрабатывали на трассах связь и работу с братцами Диоскурами.
В остальное время я гонял на велике, осваивая всякие фокусы (видел в одном фильме). Научился, например, стоя на седле, проезжать в узкую щелочку между розовыми кустами и теми самыми, поредевшими акациями. На свидания с Ларисой я являлся с огромными букетами ранних роз. В среду Джорджо при мне пожаловался профу — тот не отреагировал. На следующий день я вместе с великом опять рухнул в розы. Честное слово, не нарочно. Джорджо опять пожаловался. Черт бы его побрал! Но извиняться перед ним я не буду, вот! Ни за что!
