имелись серьезные основания предполагать, что охрана Института может оказать вооруженное сопротивление, дав псевдоученым-изуверам время уничтожить следы преступлений, для захвата комплекса пришлось планировать полномасштабную войсковую операцию с эффектом неожиданности…
– Каким образом вы получили информацию? – снова вклинился Вай.
– Примерно период назад двум детям в результате счастливой случайности удалось совершить побег из местного отделения Института, к сожалению, не обошедшийся без жертв среди сотрудников военизированной охраны. Событие привлекло наше внимание к Институту. После того, как детей нашли и опросили, мы воспользовались нашими особыми полномочиями для негласного доступа к компьютерной сети Института и к хранящимся в ней личным делам опекаемых. Я сам видел досье… – Голос пресс-секретаря дрогнул и сорвался высоким шипением.
Вай невольно восхитился его актерским мастерством. Разумеется, репортер ни на секунду не поверил в спонтанность проявления чувств, но на зрителей такое должно подействовать не хуже пресловутого электрошока.
– …они ужасают. Содержащиеся там видеозаписи экспериментов… Я не смог досмотреть до конца ни одной. Я не представляю себе, какие чудовища способны изо дня в день проводить подобные эксперименты над малолетними детьми.
– Записи продемонстрируют широкой общественности?
– В какой-то мере. Разумеется, прежде всего мы должны защитить права детей на частную жизнь и личное достоинство, а большая часть материалов весьма неприглядна. Уверяю, господин репортер, ты бы точно не захотел, чтобы подобного рода записи с твоим участием оказались доступными широкой публике. Но, я полагаю, общественность увидит достаточно, чтобы однозначно сформировать свое мнение.
Мы покажем, что выгодно нам, чтобы вы думали, как нужно нам, мысленно перевел пассаж репортер. Ну и ладно. Спасибо и за то, господа собы. Но сейчас ты у меня закрутишься, как угорь на сковородке…
– Скажите, господин пресс-секретарь, а каким образом могло получиться, что ни одна государственная комиссия, несомненно, проверявшая Институт, не обнаружила страшные факты раньше? Почему Служба общественных дел, наверняка имеющая своих осведомителей среди сотрудников Института, ничего не знала?
– В Институте отсутствовали наши осведомители, – на обычно подвижной орочьей физиономии не дрогнул ни один мускул. Вот скотина ушастая, снова восхитился Вай, врет и не поперхнется! Морда каменная, как у тролля! – Мы весьма доверяли службе охраны Института и тесно с ней взаимодействовали. Разумеется, мы ни в малейшей мере не отрицаем свой недосмотр. В ближайшее время мы проведем строжайшее внутреннее расследование и сурово накажем виновных. Что же до комиссий… – Орк сокрушенно развел руками. – Можно лишь предполагать, что определенные люди, в том числе состоящие на государственной службе, по непонятным пока причинам и с непонятными целями состояли в преступном сговоре с администрацией Института. Соответствующее расследование прокуратурой уже начато, и, полагаю, в самое ближайшее время мы узнаем правду.
– Она, без сомнения, окажется весьма кстати. А теперь, господин пресс-секретарь, нельзя ли узнать, кто именно из администрации Института в данный момент обвиняется в совершении преступлений и их покрытии?
– Безусловно, первым и главным обвиняемым является директор масарийского отделения Института человека доктор Джой Митера. Он уже арестован и дает первые показания. Кроме того, вне всякого сомнения, обвинения предъявят следующим лицам…
– Четырнадцатая каталка с ребенком возле лифта, ожидание кабины, – проговорил в микрофон Дэнко. – Камера двадцать четыре с объектом номер пятнадцать готова к разблокировке.
– Понял, – откликнулся голос Дзинтона. – Каталка ждет у двери бокса. Распечатывай.
– Распечатываю. Катетеры и иглы извлечены. Напоминаю – сон ребенка неглубокий, нужно соблюдать осторожность, чтобы не разбудить.
Пронзительно запищал зуммер. На большом, во всю стену, мониторе замигала картинка с изображением разбитого замка и номером «24».
– Дверь открыта. Вхожу, – сообщил Дзинтон.
Карина вздохнула. Объект номер пятнадцать – и все то же самое, что и в предыдущих четырнадцати. Поначалу смотреть было интересно – наверное, ее так же тоже готовили к «распечатыванию», прежде чем засунуть в железный ящик для доставки в лабораторию. Но сейчас ей стало откровенно скучно. Она огляделась по сторонам.
Лейтенант Франци Тор, приставленный для охраны, возвышался в двух шагах, неподвижный, словно каменная статуя. Заметив ее взгляд, он подмигнул и состроил забавную гримасу, сведя глаза к переносице, надув щеки и высунув кончик языка. Девочка несмело улыбнулась. Наверное, он хороший, хоть и военный. Саматта тоже военный и тоже хороший. Наверное, не все солдаты плохие…
Она подошла к дверному проему и выглянула в коридор. Каталка стояла у лифта шагах в пяти от караулки. Из-под простыни, с головой прикрывающей детское тело, безвольно свешивалась бледная тонкая рука. Интересно, как зовут девочку? Давно она здесь? Сколько ей лет? Впрочем, это может оказаться и мальчишка. А им позволят потом встретиться и познакомиться? И куда их увозят?
Мелодично прогудел сигнал лифта, створки лифта медленно раскрылись. Медики с двух сторон взялись за рукоятки каталки, чтобы вкатить ее внутрь… и вдруг что-то страшно ударило их в живот и голову. Тела в белых халатах отлетели к противоположным стенам и, врезавшись в них, сползли на пол.
Словно во сне, Карина смотрела, как падает на пол простыня, и ребенок – мальчик! – садится на каталке, глядя перед собой невидящими глазами. Вот он спустил на пол ноги, неуверенно оперся на них, начал выпрямляться…
Глухо завыла сирена.
– Внимание всем! – быстрой скороговоркой произнес из динамиков голос Дэнко. – Инцидент у лифта! Эвакуируемый бесконтролен, эффектор активен, сопровождающие потеряны. Лифт блокирован, двери с этажа блокированы. Опускаю взрывозащитные перегородки…
– Стойте! – крикнула Карина. Ноги словно сами бросились вперед, и автоматически закрывшаяся дверь караулки скользнула по спине, едва не прищемив ткань одежды. Мальчик неуверенно стоял на ногах, его взгляд слепо шарил по коридору. На его теле виднелись синяки и кровоподтеки. Карине показалось, что воздух вокруг него мерцает, как вокруг Яны, когда та что-то делала своими невидимыми руками. Она присмотрелась не-глазами. Да, верно. Три длинных вертких прозрачных щупальца, растущих из груди, беспорядочно хлещут вокруг мальчика, а внутри шеи и груди пульсируют радужные, в пятнистых разводах, комья.
Одно из щупалец скользнуло по щеке, оставив ощущение легкого ожога, и Карина опомнилась. Мальчик наверняка не в себе, как… как она тогда, во время побега. Он раздавит ее или расквасит о стену, не понимая, что делает! Зачем она выскочила в коридор? Она напружинила свои невидимые руки, протягивая их вперед, и манипуляторы мальчика хлестнули по ним словно раскаленными плетьми. Как его остановить? Она напряглась, вытягивая манипулятор вперед, пытаясь обвить и удержать щупальца эффектора мальчика – нет, не получается. Словно намазанные маслом, они скользят и вырываются… протянуть свой манипулятор еще дальше, к телу… А что, если прижать невидимые руки там, где они начинаются? Словно сжать настоящие руки у плеч, чтобы не позволить им двигаться!
Мальчик
