Мастер Ли задумался, а затем промолвил:
— Это весьма достойное намерение. Однако меня смущает некоторое обстоятельство: такая карта должна быть точнейшей и подробнейшей, но ко времени завершения сего труда она окажется вместе со своим создателем на Луне, а все императорские чиновники останутся здесь.
— Этот вопрос был рассмотрен. На борт лунного корабля поместят не менее восьми почтовых голубей, так что можно будет пересылать сообщения с Луны и на Луну.
Мастер Ли согласно кивнул и одобрительно заметил:
— Действительно, вы продумали все детали. Я должен сказать, что мы, местные купцы, предвидим великие блага от вашего проекта и от всей души желаем, чтобы вы продолжали свои труды и после того, как ваш мудрый и достойный покровитель отправится в свое путешествие. Армиям императора, несомненно, понадобятся все эти усовершенствованные фейерверки…
— Ракеты, — поправил его Канг Хо.
— Простите, ракеты, — согласился мастер Ли. — В любом случае, богатство может политься потоком из имперской столицы в наш скромный округ на благо всех живущих здесь. Мне сказали, что императорские генералы уже заказали для отражения монголов несколько сотен военных ракет старого образца. By, литейщик бронзы, уже прикинул, сколько серебра может заплатить император, если мы изготовим ракеты, подобные тем, которые вы делаете сейчас. Он так разволновался, что у него началась лихорадка, и его пришлось уложить в постель и приложить к голове прохладную ткань. Канг Хо насупился.
— Признаюсь, я не задумывался о финансовой стороне дела. Я направил свои усилия на создание идеального корабля для моего достопочтенного покровителя, который отправляется в путешествие по причинам, не имеющим ничего общего с деньгами.
Мастер Ли улыбнулся отеческой улыбкой.
— Это прекрасно, что вы сосредоточитесь на подобных вещах, потому что безопасность достопочтенного Чан Джи-Лина в ваших руках. Но если вы позволите мне помогать вам в делах иных, я обеспечу вам достаточное благосостояние, дабы вы смогли строить лунные корабли до конца дней своих, совершенно не заботясь о деньгах.
Строитель ракет Канг Хо просиял от этих слов.
Главный мандарин Империи перечитал письмо, затем посмотрел на человека, уютно устроившегося в его личных покоях.
— Возможно ли такое? — тихо осведомился он.
Генерал помедлил с ответом, отвлеченный ароматом цветов, доносившимся из тщательно ухоженного сада за окном.
Пожалуй, такую ракету можно сделать. А вернется ли живым тот, кто решится на это, дело иное.
— Но рискнете ли вы утверждать, что тот, кто это совершит, не вернется живым и здоровым?
Главный генерал рассеянно посмотрел на письмо, которое успел прочитать ранее, и пробормотал:
— Рули… Маленькие ракеты для управления… Воздушные змеи для приземления… Почтовые голуби, отличная, кстати сказать, идея… — он с сомнением покачал головой. — Кажется, все предусмотрено. Нет, это, конечно, поступок безумца… однако чего не случается? Может и сработать.
— Я так и предполагал, — доверительно произнес главный мандарин. — В таком случае следует доложить Сыну Неба об этом предприятии.
— Почему? — поинтересовался главный генерал. Главный мандарин смерил его изумленным взглядом:
— Вы только представьте себе, каким оскорблением императору Луны будет появление гостя с Земли без приветственного послания от императора Китая?!
— А-а, — закивал главный генерал. — Об этом я как-то не подумал.
Император Танг Минг-Хуанг сидел в наступающих сумерках с сосудом теплого рисового вина у локтя. Прохладный ветерок доносил издали нежное девичье пение и звуки флейты. Флейтисты играли день и ночь, на случай если император их услышит. Он слушал песню, не внимая ей, пил вино, не чувствуя его вкуса, потому что мысли его были устремлены к небу. Он наблюдал, как облачко скользнуло вдоль края Луны, частично затемнив ее. Слеза медленно скатилась по щеке императора. Он размышлял о своей судьбе, о себе, властителе величайшего царства на свете. Его ужасала мысль, о том, что он обладает всем, чем только можно владеть, и уже не о чем желать. Но вот простой подданный, сельский аристократ, возможно, полубезумный, напомнил ему, что есть еще новые дали, есть еще, о чем мечтать. Такого человека следовало наградить достойным образом.
Он взял чистый свиток и начал писать, выводя изящные смелые иероглифы. Лицо его озаряла улыбка.
Чан Джи-Лин с озадаченным видом вертел в руках прекрасно отполированный кусок бронзы.
— Не припоминаю, что заказывал сопло направляющей ракеты в виде головы дракона, — неуверенно пробормотал он.
— Я тоже не просил подобного, — объяснил Канг Хо, — но ремесленники из мастерской мастера Ли настояли на этом. Лунные люди должны увидеть, что искусство литейщиков бронзы наших поднебесных равнин равняется их собственному.
— Да, внешний вид очень важен, — согласился Чан Джи-Лин. — Но еще важнее не превысить бюджет. Чтобы построить этот корабль, я заложил ростовщикам свои фамильные драгоценности и дом. Теперь корабль наполовину готов, но на это ушло три четверти моих денег. При таких расходах у меня не хватит средств его закончить!
В этот момент беседа была прервана доносившимся с улицы громовым звуком труб, за которым последовали возбужденные восклицания слуг. Совсем юный подмастерье подбежал к ним и низко поклонился.
Сиятельнейший покровитель Чан, достопочтенный строитель ракет Хо, — от волнения он заикался. — Вас ожидает снаружи императорский посланник.
Собеседники бросились на улицу. Там, в окружении восьми трубачей и отряда вооруженных всадников, восседал в паланкине человек в красном одеянии и черной шляпе мандарина высшего разряда. Чиновник выпрямился и суровым голосом обратился к толпе.
— Я принес вести Чан Джи-Лину от самого императора!
Голос посланника колоколом прогремел над собравшейся толпой.
— Я слишком недостойная персона, — промолвил Чан, продолжая низко кланяться.
Мандарин вытащил из рукава свиток скрепленный желтой лентой, предназначенной только для собственноручных посланий императора.
— Сын Неба назначает достопочтенного Чан Джи-Лина своим послом к императору Луны и передает ему это приветственное послание, которое он должен будет вручить по прибытии к Лунному двору сиятельного брата, тамошнего императора!
Трубы вновь прогремели свой салют, который почти утонул в поднявшемся вокруг шуме толпы. Ошеломленный Чан Джи-Лин замер, онемев, затем шагнул вперед, чтобы почтительно принять императорское письмо.
