– А я слышал, что он пристает к малолетним.
– Да брось!
– А что? Это на него похоже.
– Нет, не может быть.
– Еще как может.
– Но мы ведь не знаем наверняка. Джон решил сменить тему.
– Слушай, на самом деле я звоню узнать, не хочешь ли ты куда-нибудь сходить в субботу?
– Конечно, – не раздумывая, ответила Кейси. – С удовольствием.
– Может, в кино?
– Отлично. А какой фильм?
– Не все ли равно? Кейси хихикнула.
– Пожалуй. – И, помолчав секунду, добавила: – А родители тебя отпустят?
– О черт…
– Что?
– Я им еще не говорил, – сказал Джон. Он взглянул на стоящий возле кровати дешевенький приемник с часами: шесть тридцать. – Проклятье!
– Думаешь, тебе удастся отпроситься?
– Что бы ни случилось, в субботу обязательно увидимся.
– Буду ждать.
Он повесил трубку. Родители… Он забыл позвонить родителям. Они, должно быть, уже с ума сходят. Проклятье! Он так долго без них обходился, что уже и забыл, каково это – быть послушным сыном.
Он набрал свой домашний номер.
– Мама?
– О господи! – вскрикнула она. Потом, обращаясь к отцу, сказала: – Билл, это Джон. Это Джон!
– Где он? С ним ничего не случилось?
– Мам, со мной все в порядке. – Он помолчал. Он знал, как должен был поступить Джонни-Простак: он, разумеется, ни за что бы не поехал без спросу в Толедо. Однако Джон собирался использовать свое «отлучение» от школы с максимальной выгодой. – Ты уже говорила с Гушмэном?
– Да, Джон. Не волнуйся, все в порядке. Мы все понимаем. Возвращайся домой, мы не будем ругаться.
– Мам, ты ведь понимаешь, как я себя сейчас чувствую? Я поступил правильно, а у меня все отняли.
Так сказал бы на его месте Джонни-Простак.
– Знаю, милый. Знаю.
– Но это несправедливо!
– Да, Джонни. Скажи, где ты находишься? Возвращайся домой. – В голосе матери появились нотки мольбы.
– Мам, я сегодня не вернусь. У меня есть кое-какие дела.
– Билл, он сказал, что не вернется сегодня!
– Дай-ка мне трубку, Джанет. – В телефоне раздался голос отца. – Джон, я требую, чтобы ты явился домой сегодня. Мы все понимаем, ты расстроен, но ты должен быть дома. Мы во всем разберемся здесь, в этих стенах.
– Папа, я приеду завтра.
– Джон…
– Пап, я приеду завтра.
Он повесил трубку и чуть не расхохотался. Потом включил телевизор и до полуночи смотрел какие-то дурацкие фильмы.
Джон дрожал от утреннего холода. После ночи, проведенной на ступенях библиотеки, в распухшей, как дыня, коленке пульсировала боль. Часы на башне пробили восемь. Джон Первичный сейчас, должно быть, идет в школу. На английский. Надеюсь, эта сволочь хотя бы написала сочинение про Джерарда Мэнли Хопкинса, подумал Джон.
Спал он плохо: колено ныло, на душе скребли кошки. Он потерял 1700 долларов – все деньги, которые дал ему Джон Первичный, кроме тех восьмидесяти, что лежали в бумажнике. Он потерял рюкзак. Одежда его превратилась в лохмотья. Он удрал из больницы, не заплатив врачу. И он никогда еще не был так далеко от дома.
Ему требовалась помощь.
Оставаться здесь означало сильно рисковать – из больницы уже наверняка позвонили в полицию по поводу неоплаченного счета. Джону нужна была новая вселенная.
Прихрамывая, он перешел через улицу и зашел в «Бен Франклин», где купил новые штаны и рюкзак. Потом он встал в центре площади и дождался момента, когда прохожие отойдут подальше. Тогда он переставил счетчик вселенных на следующую по счету и нажал на рычаг.
– Он поворачивается вот так, вот так и вот так!
Джон в четвертый раз делал пассы руками, проклиная себя за то, что не купил этот чертов кубик Рубика, когда имелась такая возможность.
– Но каким образом? – Джо Патадорн был заведующим в магазине промышленного дизайна. Лист ватмана на его чертежной доске пестрел карандашными эскизами кубиков. – Вокруг чего он может вращаться? Это же куб!
– Вокруг себя! Вокруг себя! Каждый столбец и каждый ряд вращаются.
– Так он сам в себе запутается.
– Да, еще! Если попытаться повернуть его, когда это не куб, он не повернется.
– И что, люди захотят играть в такую игру? – с сомнением заметил Джон.
– Это уже мое дело. Джо пожал плечами.
– Ладно. Хозяин-барин.
– Вот именно.
– Пробный экземпляр будет готов через две недели. На том они и расстались.
Наконец-то все дела Джона в Толедо были решены. Его адвокат занялся патентными изысканиями, а Патадорн – созданием образца. Если повезет, первую партию кубиков изготовят к Рождеству – лучшего момента не придумаешь.
От автобусной остановки три мили до фермы Джон прошагал пешком и припрятал контракты в сарае, вместе с деньгами. Спускаясь с сеновала, он увидел отца, хлопотавшего возле стойл.
– Привет. Я успел к ужину? – спросил Джон как ни в чем не бывало.
Отец не ответил, и Джон понял, что надвигается туча. У отца побагровело лицо, ноздри раздувались. Он стоял в своем рабочем комбинезоне, упершись руками в бока.
– Иди в дом. – Это прозвучало тихо, но веско.
– Пап…
– В дом, сейчас же. – Отец поднял руку, указывая на дверь. Джон повиновался, но пока шел до дома, тоже разозлился. Да как он смеет им командовать!
Возле кухонного стола ждала мать: пальцы стиснуты в маленькие белые кулачки.
– Где ты был? – спросил отец.
– Не твое дело, – ответил Джон.
– Пока ты в моем доме, ты будешь отвечать на мои вопросы! – прорычал отец.
– Хорошо. Сейчас соберу вещи и уйду, – парировал Джон.
– Билл… – промолвила мать. – Мы же договорились… Отец отвел глаза, а затем сказал:
– Он поперся в амбар с таким видом, как будто он тут вообще ни при чем!
Мать обернулась к Джону:
– Где ты был, Джон?
Парень хотел уже огрызнуться, но вместо этого ответил правду:
– В Толедо. Мне хотелось… развеяться. Мать кивнула:
– Да, это важно.
– Ну да.
– Сейчас тебе уже лучше?
– Да… нет.
В горле вдруг застрял комок. Теперь Джон злился уже на самого себя.
– Ничего страшного, – сказала мама. – Ничего страшного не произошло, и мы очень рады, что ты вернулся. Правда, Билл?
Поворчав, отец сказал:
– Сынок, мы рады, что ты вернулся.
И обнял его своими большими крестьянскими руками. Не в силах ничего с собой поделать, Джон всхлипнул и разрыдался так, как не плакал с десятилетнего возраста.
