— Одна формальность, мисс Гринборо, но необходимая, — мягко сказал председатель. — Я просил вас прийти, чтобы спросить, не изменилось ли что-либо в ваших показаниях.
Между женщиной и рыцарем, казалось, произошел, неслышный диалог.
— Ничего не изменилось, ваша честь, — ответила женщина звучным и очень четким голосом.
— Ничего не могло бы дать слушателям дела другое направление?
— Нет… ничего, ваша честь..
Голос, хотя и негромкий, проникал в самые удаленные уголки аудитории.
— Благодарю вас. Можете вы подождать снаружи?
— Разумеется, ваша честь.
Камера следовала за женщиной с синими волосами, пока узкая дверь не закрылась за ней, а робот не занял свое место. Самоуверенная улыбка председателя погасла.
— Пожалуйста, приведите обвиняемого.
Открылась дверь, и робот ввел человека не старше двадцати лет. Обвиняемый остановился; на нем не было наручников. Пока его вели сюда, он не делал попыток к бегству и не хотел бежать, даже если бы для этого представилась возможность.
— Обвиняемый, — сказал рыцарь Божу своим старческим голосом, — у вас здесь есть последний шанс изменить свое положение или оправдаться. Вы можете сказать что-нибудь, что могло бы повлиять на ход процесса?
Голос обвиняемого был тихим, но динамики делали его понятным.
— Нет, — ответил он. — Нет, ваша честь.
Он тоже был синеволосым и зеленоглазым, широким в плечах и атлетически сложенным, тщательно одетым по чужой моде.
— Вы настаиваете на каждом слове ваших показаний?
— Да, ваша честь.
— Хорошо. Спасибо.
— Ваша честь? — внезапно обратился мужчина.
Снежно-белые брови старика поднялись над пластмассовыми кольцами.
— Когда все здесь кончится? Я хочу, чтобы меня увели вниз…
Губы председателя скривились в скупой улыбке, что было редким зрелищем.
— Сын мой, — медленно произнес он, — вы убили. По закону вы убийца. Мы все знаем, при каких обстоятельствах вы сделали это. И теперь вы должны нести ответственность по закону.
Рыцарь Божу замолчал, и на мгновение показалось, что силы покидают это хрупкое тело, так как рука старца дрожала намного сильнее. Потом голос снова стал ясным и четким.
— Даже если этот спектакль продлится неделю — вы еще сорок дней назад хотели доказать, что вы человек. Мы дали вам эту возможность.
Рено тяжело кивнул. Голова его, чье изображение можно было видеть на золотых монетах, кивком указала на дверь. Пронизанная серебром рука вытянулась. Робот двинулся к обвиняемому и вывел его. Молодой человек смотрел в пол, так что камера не могла показать его лицо.
— Заседание прерывается на десять минут, — устало сказал Рено и с трудом поднялся. Два из шести помощников судьи подскочили к нему и поддержали. Старец медленно, но важно держа голову, прошел между темными мантиями и вышел из зала. Смерть к этому человеку была ближе, чем к другому. Не коснется ли его ледяная рука смерти еще до окончания процесса?
Сегодня вечером должен быть оглашен приговор. Только четыре человека в этом зале знали больше. Они знали, что Рено сделает еще одно, гораздо более важное заявление.
Но было ли что-нибудь важнее, чем убийство? Очевидно.
Когда машина пошла на посадку, он снова увидел это. Под ним в двухстах метрах волны прибоя накатывались на песок. Света здесь было в избытке. Повсюду искрились лучи солнца и резкие, угловатые тени. Свет освещал каждый предмет, гасил одни краски и делал ярче другие, придавая им новые оттенки. Страна продолжала жить. Машина медленно покатилась; Корт отстегнул пояс и погасил светящуюся надпись над дверцей кабины. У Корта было время, и он посмотрел наружу, сквозь двойное стекло окошка.
Красная почва, желтый песок и белые строения. Песок, асфальт и много камня, а над всем этим обшитая деревом диспетчерская башня. Казалось, изменения здесь происходили так медленно, что их было не заметно; свет был обманчив. Разбитый автобус-ховер доставил Корта к распахнувшимся створкам двери из дымчатого стекла сантиметровой толщины; бронзовая дверная рукоятка двери воспроизводила герб города. Над дверью висела вывеска «Интернациональ».
Корт показал пропуск, затем долго прождал, сидя на чемодане и нервничая, отрицательно ответил на вопрос служащего таможни и подошел к выключателю информатора.
— Мое имя Хуан д. Корт, — сказал он стюардессе. — Вот моя идентификационная карточка. Для меня должны оставить автоматический ключ.
Красивая девушка с каштановыми волосами заглянула в ящик, достала пакетик и, улыбнувшись, протянула его через пульт Корту.
— Пожалуйста, ключ.
— Спасибо, — ответил Корт.
Выудив ключ из конверта, он скомкал упаковку, хорошо прицелился, бросил ее в урну, надел солнечные очки и вышел. Свет солнца и жара обрушились на него, словно лавина. Корт быстро направился к месту стоянки, пытаясь между длинными рядами оставленных машин найти служебный глайдер Психоаналитической станции. Это был «остин-цезарь» песчаного цвета, который он обнаружил в последнем ряду. Он затолкал в него чемодан, сбросил пиджак и сел за управление. Казалось, что кожа сидения кипела внутри.
На мгновение он подумал о волнах прибоя, потом покачал головой и поднял машину вверх. Загудел ионный двигатель.
— Потом… — пробормотал Корт.
Глайдер поднялся на пятнадцать сантиметров, повернулся на месте и осторожно направился к выходу со стоянки. После этого Корт увеличил скорость и влился в движение на обрамленном тополями шоссе.
Год назад Корт не видел здесь ничего, кроме дорожных рабочих. Тяжелый «остин» мчался по шоссе к запруженной машинами Кастеллдефельс — восьмирядной авеню. Машина с эмблемой T.1 быстро нагнала и обогнала его; Корт подумал и увеличил скорость, поехав так же быстро, как и она. На протяжении девяти километров он ехал так, а потом покинул общий поток. Нажатие кнопки — и стальная крыша сложилась, боковое стекло исчезло в дверце. Корт зажег сигарету и высунул наружу левую руку. Он нагнал тяжелый «СЕАТ» на воздушной подушке, обогнал его и поехал дальше. Мимо пролетали пинии, невероятно корявые сливы и кипарисы. На полях работали зеленые аграрные роботы.
Кастеллдефельс. Корт миновал два перекрестка и только потом уменьшил скорость. Дорога на Ситгес извивалась вдоль берега, как змея; мужчина улучшил свой рекорд последних лет на две секунды. Тяжелый глайдер выл на поворотах, а Корт радовался, как маленький мальчик. Слева находилось море, справа вверх поднималась обработанная скала.
