Я продолжал смотреть, не отрываясь, на беззаботную жизнь анамибсов. Они, действительно, уже много двудевятилетий питались только плодами и молодыми побегами, приготавливаемыми разными способами и употребляемыми также в сыром виде. Меж ними не было войн, да и просто стычки происходили крайне редко. Они не развивали науку, не искали новых сфер влияния, вполне довольствуясь тем, что имели, но зато вкладывали всю творческую силу в такие бессмысленные для нас занятия, как пение или композиции из брызг. Определенно, они получали удовольствие от своего существования, и жизнь для них в том и состояла, чтобы прожить ее как можно приятнее, а уйти безболезненно, чтобы когда-нибудь вновь проклюнуться из грибницы общего сознания Вселенной, как они считали, для нового века.
Но однажды все закончилось.
Туман скрыл от меня счастливый мир анамибсов, а когда я прозрел снова, это был уже другой мир. В нем пылали огромные деревья, в страхе и боли метались, не зная, куда податься, крупные и мелкие животные. В небо поднимался горячий пепел, а оттуда, ему навстречу, падали какие-то раскаленные докрасна круглые штуки, оставляющие после себя дымный след и гул. С грохотом они бились о землю, и в каждом месте удара образовывалась яма, и над каждой вырастал клубящийся гриб пыли и огня. Это можно было бы назвать огненным дождем, если забыть, что каждая капля — никак не меньше меня величиной.
Все пространство заволокло едким желтоватым дымом, над которым стелился дым черный. А выше, где обычно начинаются дождевые облака, копились облака серой пыли. Свет тускнел, наступала долгая ночь. Те, кто не погибли от огня, задохнулись дымом. Из остальных большинство умерло от голода. Только самые маленькие и везучие зверьки, только самые распространенные и выносливые растения смогли пережить первый удар звездного огня — у меня уже не было сомнений в том, что именно звездный огонь, вызывающий такой трепет у наших святош, обрушился тогда на Жемчужину. И, кажется, я начал понимать причину этого трепета.
Туман показал мне, как пытались спастись анамибсы. Их дома разрушились или сгорели, но сами они укрывались в залах пения — больших искусственных пещерах, сделанных в холмах. Они превратили храмы искусства в бункеры, закрыли окна и двери, замуровались и впали в спячку, чтобы переждать, как они и ранее, изредка, переживали стихийные бедствия. Когда пришло время выходить, те, к кому не проник яд из воздуха и в чье убежище не попала падающая звезда, были поражены холодом. Не все смогли проснуться из-за этого. Остальные разобрали выходы и не узнали привычных мест: земля вокруг была покрыта ровным слоем незнакомого им в быту, но известного по сказкам холодного белого вещества. На месте некогда буйных лесов, сожженных дотла, лежал снег. Небо, вечно скрытое непробиваемыми тучами, давало скудный свет, едва достаточный для того, чтобы дневное существо могло видеть.
Почти все сгинули. Повезло лишь единицам. Тем, кто оказался вблизи теплых источников, в которых не погибли водоросли. Тем, кто, сойдя с ума, вернулся к мясу, и принялся пожирать трупы своих родичей. Тем, чья спячка продлилась еще несколько девятилетий, но не привела к смерти. Были и такие, не раскрывшие двери бункеров вместе со всеми, потому что сон не отпустил их в назначенное время.
Верховный анамибс — не точное название, он не был владыкой, правителем, он лишь жил над всеми, наблюдая за племенем сверху. Его предкам повезло. Еще когда беда только готовилась разразиться, группа созерцателей встревожилась. Другие посчитали их тревогу беспричинной, но они все же собрались вместе и вместе наблюдали туман. У анамибсов бытовало мнение, что наблюдение за любым природным явлением, в принципе, может дать знание о любых других природных явлениях, даже неизвестных созерцателю вовсе. Не знаю, правда или нет, где-то это походит на учение Дсебы, а его практическая сторона уже не раз выручала меня на жизненном пути. И уж точно это напоминало учение Армир о миражах. Все в мире связано между собой, связано с прошлым и будущим, и, наверное, достаточно любого хвостика, чтобы, потянув за него, вытащить знание. Не обязательно наблюдать туман — Дсеба учил, что лучше всего — созерцать себя внутри и слушать эхо. Не обязательно ждать мираж — Армир учила, что миражи есть везде.
Как бы там ни было, они встревожились и попытались найти решение, как избежать угрозы. Туман подсказал им переселиться в полузабытую долину, давным-давно образованную звездой, упавшей в недоступных горах. Во времена падения звезды анамибсы еще сохранили любопытство и летали на пузырчатых посмотреть: в огромной котловине краснела и кипела лава, а в центре ее возвышалась гора из свежезастывшего камня, выброшенного ударом. От удара, вокруг раскаленной ямы, и без того окруженной горами, вздыбились отвесные стены. С той поры прошло очень много лет, конечно же, котловина остыла, превратилась в круглую долину с высоким холмом в центре. Ту самую, в которую попал я, спасаясь от атаки в небесах.
Все, кто согласился с созерцателями, покинули старые места обитания и, собрав провизию и семена самых важных растений, попросили пузырчатых перевезти их через горы. Едва успели долететь, как началось падение звезд. Почему-то звезды падали почти исключительно в населенные районы, и не задели маленькой незаметной горной долины. Возможно, потому, что она была слишком маленькой, и горы отделяли ее от всего, что взрывалось в стороне.
Серая и рыжая пыль поднялась над Жемчужиной так высоко, что небо пропало. Стало холодно, но теплые подземные воды не дали снегу окончательно поглотить долину. Переселенцы кое-как построили убежища, подготовили тела к затяжному ожиданию и впали в спячку. А когда вышли из нее, старые припасы позволили им продержаться до потепления.
Во всей земле за пределами долины, там, где раньше жили и плодились анамибсы и множество других существ, после девятилетий снега начался дождь. Он шел и шел, смывая и затапливая целые страны. Он убил снега. Он убил все, что еще могло бы подняться из-под них.
Но в долине дождь не шел, потому что дождевые тучи не способны подняться так высоко, чтобы перевалить через горы. Солнце освещало благодатный край, посаженные плодовые деревья выросли, молодняк резвился в прохладных речках и теплых озерах.
В это время на всю Жемчужину с небес посыпалась живая пыль. Она прорастала, укоренялась и захватывала опустевшие земли новыми видами растений. Так появились клеприк и иглистый шиннар, огромные ползучие цветы плетенны и яркие стрелы зайлиса, раскрывающего огромные зонтики для защиты своих побегов от палящего солнца в период зноя.
