Полки. Открытые. Много ярусов. На полках – бочки. Здоровые. Может, внутри – вода? Хотя с чего бы? Еще эта смазка… Фу!
Покачиваясь и цепляясь руками за стальные уголки, Антон брел по широкому проходу между двумя рядами стеллажей. Куда брел? Прямо, куда же еще!
– Стой, кто идет! – спросила темнота, и ноги подогнулись снова, от облегчения.
Голос звонкий, молодой, скорее мальчика, нежели мужа, настороженный, напряженный, даже напуганный. Наверняка его обладатель сейчас замер на месте, только вертит тонкой шеей туда-сюда, сканируя эфир оттопыренными розовыми локаторами. Вот сколько нюансов подмечает отвыкшее от посторонней речи ухо!
– Я не могу, – хрипло, борясь с распирающим грудь смехом, ответил Антон. – Не могу стоять.
Из темноты возник конус света, недоверчиво мазнул по лицу. К счастью, Антон успел опустить голову и зажмуриться.
– Как вы проникли на территорию склада? Это секретный объект! Поднимите руки!
Антон исподлобья, сквозь заросли сбившихся в колотун волос и частокол смеженных ресниц взглянул на бравого паренька. Видеть еще не мог, но кое-что уже угадывал. Смутные образы, нечеткий силуэт, радужные блики на границе темноты и резь под веками, как в детстве, когда ты в первый раз пытаешься взглянуть на мир «взрослыми» глазами – сквозь бабушкины очки.
Так и есть. Мальчишка, совсем пацан. Как таким только автомат доверяют?
– Руки вверх! – повторил охранник секретного склада, только теперь догадавшийся снять оружие с предохранителя. Странно, что не добавил: «пожалуйста». Голосу катастрофически не хватало убедительности, но этот недостаток компенсировал оглушительный щелчок передергиваемого затвора.
Милый мальчик, подумал Антон. Чудо ты мое лопоухое! Ты только не нервничай так, ладно? А то еще пристрелишь меня со страху. То-то будет обидно. Ведь я ТАК ДОЛГО шел к тебе!
– Руки… – сказал он вслух и сделал попытку усмехнуться, а когда она не удалась, еще раз повторил: – Руки… – и только после этого рухнул лицом вниз к ногам часового.
…В первый раз он очнулся от качки. Голова покоилась на мягком. Под спиной, обрисовывая силуэт, прогибалась натянутая ткань. Его несли куда-то, очевидно, на носилках. Несмотря на подушку или что-то, ее заменяющее, ноги находились заметно выше головы. Толи идущий первым превосходил напарника ростом, то ли руки у него были коротковаты, а может, это у Антона такая тяжелая голова. Его собственные, субъективные ощущения говорили в пользу последней версии. Да, головушка практически неподъемная. Тяжелая, как пушечное ядро. И такая же пустая. То есть как раз заполненная, под завязку, но исключительно чугуном. Редкая мысль проскочит сквозь плотный монолит. Вот, одна все-таки проскочила – и какая! Перед внутренним взором вспыхнула и расползлась на оба полушария строчка цифр с запятой посередине. Удельная плотность чугуна. На кой она ему сейчас да еще с такой точностью? Ни к селу, ни к городу, ни к поселку городского типа! Память, подумал Антон, удивительная штука. Кстати… как же это он? Чуть не забыл… Ведь ему же надо…
Он попробовал приподняться, но голова немедленно отозвалась на напряжение отнюдь не праздничным фейерверком. Чья-то прохладная ладонь опустилась на лоб. Одновременно с прикосновением пришла успокоительная мысль: потом. Лишние несколько минут ничего не решат. Главное, он все-таки дошел. Дополз. Ура.
Деревянные ручки носилок слаженно поскрипывали. Ать-два, ать-два! В ногу идут, отметил Антон. Еще бы: секретный объект! Спрятались под землей и давай секретничать. Серьезные у парней секреты, под мегатонну.
Я слаб, констатировал он. Так слаб, что не могу даже разозлиться. Да и стоит ли? Эти ребята просто выполняют свою работу. Свой долг. Сперва взорвали какую-то мощную дрянь – на глубине, чтоб без облака, без радиоактивных осадков, чтоб никто не пострадал… кроме парочки туристов-авантюристов, оказавшихся в ненужное время в совершенно неправильном месте. А теперь вот волочат его куда-то, предположительно в санчасть. Нет, ему не в чем упрекнуть своих несостоявшихся палачей, а ныне – избавителей .Только себя самого. Но и на это у него уже не осталось сил.
Двое, несущие носилки, переговаривались друг с другом, не понижая голоса, но смысл слов ускользал от Антона. Он наслаждался – и качкой, и тем, что в коем-то веке лежит на мягком. Он уже не помнил, когда в последний раз чувствовал себя таким спокойным и расслабленным. Ах, ему бы еще нормальную человеческую голову вместо этого чугунка с недоваренной перловкой мыслей!
Антон прислушался к ритмичному поскрипыванию. Нет, не «ать-два». Скорее баю-бай, баю-бай. Спи спокойно, герой, ты заслужил эту короткую передышку.
Только что ж это вы меня – вперед ногами? Нет, тут вы, ребята, малость поспешили.
Носилки остановились, громко зажужжал приведенный в действие механизм и спустя пару секунд стало невероятно светло. Его вынесли на улицу. Антон зажмурился с риском заработать вывих лица. Отголосок давешнего фейерверка пронесся по зрительным нервам чередой цветных вспышек, взорвался в висках парочкой петард. Тусклый свет фонарика и болотный отблеск циферблата не шли ни в какое сравнение с обрушившимся на него сиянием. Однако именно они не дали глазам окончательно отвыкнуть от света, так что ослепнуть Антон не боялся и жмурился не из-за этого.
Всеми своими разом дрогнувшими лицевыми мускулами, всей пропыленной, давно забывшей, что такое ветер и простор, кожей, Антон почувствовал, как прямо над ним от горизонта до горизонта раскинулось бесконечное покрывало неба. И интуитивно догадался, что сейчас на него лучше не смотреть.
Страхи страхами, преодоление преодолением, но иногда лучше просто не открывать глаза. Во избежание.
Должно быть, на его чудовищные гримасы в конце концов обратили внимание. Носилки качнулись, на секунду сбившись с шага, – и Антона накрыло с головой. Покрывалом, но, по счастью, не небесным, а самым обыкновенным, хлопчатобумажным.
– Спасибо… – шевельнулись губы, расправляя прохладные складки, но звука не вышло, и благодарность осталась немой.
Баюкающее тепло. Мягкая темнота. Ласкающая тишина.
Почти нечувствительные уколы.
Ощущение подавленной революции в желудке.
Как же не хотелось возвращаться из этого полуобморока-полусна в реальный мир!
Но он был должен. Что-то звало его. Настойчивое, как звонок будильника, с вечера установленного на недосягаемый подоконник. Чреватое последствиями, как опущенное в почтовый ящик напоминание о просроченном платеже и набежавших пенях. Неотвратимое, как ежемесячные выезды «на блины» к Алиной ма…
Мамочка моя! Алька! Сколько же он проспал?!
– Лежите смирно! – услышал Антон голос, привыкший скорее командовать на плацу, чем разговаривать с больными. – Вам нельзя шевелиться.
