Хант посоветовал ему взять одеяла. Кальхаун указал на переносную аптечку, антибиотики, антисептические средства, затем он проверил наличие бластера в кармане и даже взял лазерное оружие, но, подумав, поставил его на место. Похоже, Ханту удалось сохранить здравый разум у своих сородичей. Они показались Кальхауну гораздо разумнее, чем жители Города-Один, которые ничего лучше не придумали, как заставить его лечить корову. Он очень надеялся на то, что не ошибается.
– Мургатройд, - позвал Кальхаун своего тормаля, который все еще висел на потолке, - мы идем выполнять свой профессиональный долг. Поэтому спускайся, и побыстрее!
Мургатройд с опаской спустился и сразу вспрыгнул Кальхауну на плечо. Кальхаун заметил, что люди, которые пришли за ним, мгновенно отстранились и в их глазах снова появился страх. Страх заразиться какой-нибудь болезнью, к которой у них не было иммунитета.
– Они грубоваты и резки, Мургатройд, - саркастически засмеялся Кальхаун, - но, может быть, они добрейшие люди, и мы скоро узнаем об этом. Мы, врачи, должны считать, что все люди - добрейшие существа, или делать вид, что так считаем.
“Чи”, - с возмущением сказал Мургатройд, и Кальхаун направился к шлюзовой камере.
В основе любой цивилизации лежит разумная мысль, родившаяся в процессе мышления. При выборе цели или конечного результата можно совершить серьезную ошибку. Цели человека и даже разумного животного разительно отличаются друг от друга, и это - аксиома. И было бы величайшей ошибкой считать, что это не так. Вряд ли будет ошибкой высоко оценить процветание, или удовольствие, или даже просто выживание. Они стоят многого.
Фицджеральд. Практическое мышление
На выходном люке корабля “Эскулап 20”, на сложном замке его, красовался лист бумаги. В нем говорилось, что Кальхауна забрали с собой люди из Города-Два к заболевшему у них жителю. Подтверждалось, что его вернут, и хотя может возникнуть подозрение в честности их намерений, то уж им-то следует доверять. Корабль должен оставаться в целости и сохранности, и если жители города, где находится энергорешетка, попытаются проникнуть в него, то вряд ли добьются успеха.
А Кальхаун в своем воинственном сопровождении отправился в путешествие. Сначала они шли пешком, и Кальхаун испытывал странное чувство, пересекая зеленое пастбище, покрытое растительностью, которая хрустела под ногами. Пастбище, покрытое инеем, было очень красиво, а заиндевевшие балки энергорешетки казались черными кружевами в небе, освещенном сияющей ленточкой.
Кальхаун с удивлением ощутил, что ему стало почти жарко. Он сообразил, что земля подогревалась весьма разумно и умеренно, хотя работающая энергорешетка вполне могла превратить эту долину в райские тропические кущи, но этого по какой-то причине жители Города-Один не делали, довольствуясь жесткой травой, похожей на земной ягель, для своего стада. Он огляделся еще раз и понял, в чем здесь дело: долина была окружена горами, с которых сползали ледники. При смене ветра долину могло засыпать снегом и льдом и все тропическое великолепие превратилось бы в ничто.
В какой-то момент Кальхаун почувствовал колючий холодный ветер несмотря на то, что он надел теплую синтетическую парку, на которой снега не оставалось. Пришлось закрыть лицо мехом от капюшона и надеть очки с подогревом, чтобы видеть путь этого необычного броска через горы. А под ногами было тепло и даже неприятно жарко. Но скоро пеший поход закончился: у склона горы их ждали сани.
В корабль проникли пять человек, шестой оставался охранять сани. Все было спокойно. Хант настойчиво предлагал Кальхауну сесть в сани, но тот заупрямился, сказав, что вполне может идти пешком. Хант заметил ему, что он, Кальхаун, не знает, куда и как они пойдут дальше. Уступив его настойчивости и не желая вступать в конфликт, Кальхаун устроился в санях. Полозья у саней были необычайно длинными. Он не успел заметить деталей, но ему показалось, что сани имеют такую необычную конструкцию, чтобы при случае служить мостом между расщелинами в горных ледниках. Для этого сани были еще оснащены легкими металлическими трубками. В то же время конструкция позволяла уменьшать полозья, благодаря чему сани могли превращаться в небольшой подвижный объект в узком пространстве или при малопроходимой трассе.
Шестеро неуклюже одетых мужчин толкали сани, а Кальхаун хмурился, сидя в них. Мургатройд начал дрожать от холода, и Кальхаун засунул его себе под парку. Мургатройд повертелся, чтобы устроиться поудобнее, и через некоторое время его нос высунулся из-под подбородка Кальхауна, чтобы принюхаться к морозному воздуху, но очень скоро снова нырнул под парку: его мордочка покрылась кристалликами льда.
В двух милях от города-пастбища сани остановились. Один из сопровождающих Кальхауна мужчин повернул что-то под сиденьем саней, заработал двигатель. Люди облепили странный экипаж, который стал медленно двигаться, а потом сани вдруг метнулись вперед и заскользили вниз по крутому склону. Они набирали скорость, снег поднялся с обеих сторон и взметнулся, образуя волны, похожие на те, что оставляет катер на воде. Сани низверглись в лавину чистейшего снега и звук двигателя усилился эхом, многократно повторившимся в горах.
На протяжении получаса Кальхаун совершал такую поездку на санях, которую трудно описать словами, потому что здесь смешались восторг, красота и ужас скоростного спуска, когда хочется кричать от страха. По сравнению со спуском на санях в снежной лавине космические перелеты Кальхауна можно было сравнить с чтением книги у камина холодным и неприятным ноябрем где-нибудь в Лондоне.
Вот сани резко выскочили из-за ледяных скал, сверкающих в свете негасимой ленточки на небосклоне, и понеслись вниз так быстро, что ветер буквально звенел в ушах. Затем двигатель заработал громче, сани притормозили, почти поползли. Гибкость конструкции саней помогала экипажу управлять ими. Четверо мужчин сложили сегменты саней, и сани в полном смысле этого слова начали извиваться по поверхности ледника, где мелкие и крупные наросты перемежались с острыми ледяными вершинами.
Но вот сани остановились, тонкие трубки выдвинулись из полозьев и образовали вместе с санями мост через очередную расщелину, затем они снова спустились по склону. Трубки исчезли, взвыл двигатель - и сани поползли к гребню горы. На фоне сине-золотого неба стали видны горы разной высоты, образующие, очевидно, местные горные цепи. Последний раз сани совершили захватывающий дух спуск с горы в долину, промчавшись через естественный туннель, и начали приближаться к скалистому обрыву. Видимо, эта скала и была их местом назначения. На глубине нескольких тысяч метров Кальхаун увидел темное удлиненное пятно не более трех квадратных километров, Сине-золотое сияние не освещало эту полоску земли, но то, что земля подогревалась искусственно, было совершенно очевидно. Это была та самая обогреваемая подземными элементами питания луговинка, которая окружала энергорешетку в Городе-Один. От этой темной проталины в снегу шел пар, образуя над землей своеобразную “крышу”, которую рвал в куски налетающий ветер.
