22.1.2017. Мне было почти два с половиной года, и что-то нашли при мне. Вместе со мной. Но где была я, если меня искали?
В мозгу щелкает. Если меня нашли, не означает ли это, что я приемный ребенок?
Ноги подкашиваются. Сажусь на пол. Комната тускнеет, бледнеет и отступает. Ясно видимым остается только конверт в руке. На него я и смотрю.
Найден при Николе.
Разве я могу на этом остановиться? Хуже уже не будет.
Замечаю щелочку с одного края клапана и просовываю туда кончик ногтя. Потихоньку отклеиваю пленку, так, чтобы ее можно было приклеить снова. Бумага конвертика рвется, и я оставляю затею бесследного вскрытия. Интуитивно понимаю, что конвертик все равно не вернется в ящик.
Надрываю бумагу и заглядываю внутрь. Что-то металлическое. Подставляю ладонь, другой рукой трясу конвертик; из него выпадает медальон на цепочке. Он выскользнул бы из ладони, но цепочка наматывается на пальцы, спасая украшение от падения. Теперь оно маленьким маятником раскачивается взад-вперед в луче яркого солнечного света из окна.
А дальше происходит что-то из ряда вон выходящее. Комната исчезает. Пол – тоже. Я падаю, ныряю в нечто. Холод лишает меня дыхания. Погружаюсь в него и попадаю туда, где нет ни света, ни красок. Кто-то говорит: «Вот я тебя и поймал». Можно подумать, мы с кем-то играем. Но рядом нет никого из детей. Голос звучит у меня в голове, и он мне не нравится. Я достигаю дна и вслепую шарю по нему. Рука натыкается на что-то холодное. Холодный камешек. Нет, даже холоднее камешка. Пальцы сжимаются вокруг него, и он запутывается в собственном хвосте…
По лицу текут струйки пота, падают на ладонь. Слышу звук подъезжающей машины. Вскакиваю, спешно задвигаю ящик маминого столика и оглядываюсь по сторонам: не остались ли следы вторжения? Затем быстро ретируюсь. Конвертик зажат в левой руке. Медальон болтается в правой.
У себя в комнате засовываю порванный конверт между матрасом и деревянными планками кровати. Не раздумывая, открываю замок на цепочке и надеваю медальон. Смотрюсь в зеркало. Вырез моей футболки совсем небольшой, пропихиваю под нее медальон и слегка прижимаю цепочку к плечам, чтобы и она не была заметна.
Найдено при Николе. Значит, эта вещица моя? Я вполне взрослая, чтобы носить украшения. Пусть медальон будет моей тайной.
Отец открывает входную дверь, но я не слышу обычного «привет!». Дверь закрывается, собачьи когти царапают плитки… Отец идет в кухню. Я спускаюсь к нему.
Папа сидит ко мне спиной, пиджак висит на спинке стула. Отец развязывает галстук, торопясь его снять.
– Как успехи? – спрашиваю я.
Он поворачивается, и дальнейших вопросов можно не задавать. Выражение его лица красноречивее слов. Глаза полны досады.
– Извини, папа.
– Двести пятьдесят претендентов на три места.
– Я тебя понимаю.
– Мне начинает казаться, что я уже никогда не найду работу.
Его рубашка успела измяться и взмокнуть от пота. В нескольких местах она приклеилась к телу. Отец чувствует себя проигравшим, побежденным. Слова «приемный ребенок» теряют для меня всякий смысл, даже если это и правда. Он мой отец, и я его люблю. Подхожу к папе и обнимаю за талию.
– Когда стану богатой и знаменитой, сделаю тебя своим менеджером. На разных церемониях ты будешь носить в особой шкатулке мои золотые медали.
Отец стискивает мою руку:
– Хорошая работа. И я ее получу. Правда, принцесса? Ты станешь чемпионкой и будешь брать медаль за медалью. И в олимпийскую сборную обязательно войдешь.
Я кладу голову ему на плечо и думаю о том, что отец не пропустил ни одной моей тренировки. Он часами наблюдал за тем, как я плаваю. Конечно, две последние тренировки я скомкала, но знаю: у меня есть потенциал. Я могу показать прекрасные результаты. И сделаю это для своих родителей. Прежде всего, для отца. Чем еще я смогу его поддержать, как не своими успехами?
Медальон, прижатый тканью футболки, вдавливается мне в кожу. Ощущение не слишком приятное, но мне оно нравится. Это моя тайна. Моя.
В бассейне начинаю волноваться. Вдруг и эта тренировка провалится? Что, если я напрасно замахиваюсь на высокие результаты?
– Никола, ты сегодня с нами? – спрашивает Клайв.
– Да.
– Сегодня я буду выжимать из вас все, потому что совсем скоро отборочные соревнования. Кто-то попадет на региональные состязания, а кто-то нет. Сегодня решающий день. Каждой из вас необходимо сосредоточиться. Прислушивайтесь к себе. К телу и к разуму. Только вы способны свести их воедино. Никола, меня встревожили твои результаты на предыдущих тренировках. Не подведи сегодня.
Несколько девочек смотрят на меня. Остальные нарочно отворачиваются. Я и сама знаю, что в прошлый раз все испоганила, и чувствую, все может повториться.
– Заплыв на четыреста метров вольным стилем. Думайте о форме. Думайте о положении тела в воде. Готовы, девочки? Встать на мостики! Покажем класс!
Жду свистка. Время тянется. Поправляю очки. Гарри сегодня не дежурит. Я одновременно обрадована и огорчена. Судорожно глотаю воздух и вдруг вспоминаю про медальон. Он и сейчас на мне, спрятан под купальником. Ощущаю его через ткань. Почему-то это меня успокаивает. Приятно сознавать, что украшение на мне.
Раздается свисток. Глубоко вдыхаю, вбираю голову в плечи, вытягиваю руки и ныряю. Высокая и худощавая, я рассекаю воду, и ноги заменяют мне рыбий хвост. Теперь пора на поверхность.
«Не выныривай».
Голос в моей голове, сочный и громкий. От его слов у меня сводит спину.
«Оставайся под водой».
Послушно заставляю себя держаться на том запасе воздуха, который еще остается в легких. Сжимаю мышцы живота, толкаю тело вперед. Легкие чувствуют напряжение. Я почти задыхаюсь, когда наконец выныриваю. Поворачиваю голову и жадно глотаю воздух.
«Опускайся глубже. Опускайся».
Это не мои слова. В прошлый раз, когда я старалась быть сама себе тренером (и все испортила), внутренний голос звучал по-иному. Сейчас же он мужской, молодой. Глупо, но я верчу головой по сторонам, ожидая увидеть оранжевое туловище надувной куклы. Его нет. Пытаюсь выбросить из головы мысли о дурацкой кукле.
Руки напряжены. Поочередно взмахиваю ими, загребая воду.
«Расслабься и опустись ниже».
Расслабиться. Какое нелепое слово. Плавание – это сила, порыв, напряжение. Тело преодолевает сопротивление воды и несется вперед. «Расслабиться». Я посылаю приказ к плечам. Он спускается ниже, к локтям, достигает кончиков пальцев. Чувствую, что мои руки становятся длиннее. В них прибавляется силы. Плыть становится легче. Я больше не сражаюсь с водой.
«Доверяй воде».
Это не соревнование на время, хотя мы всегда соревнуемся. Снова вынырнув за воздухом, осматриваюсь. Сегодня я не тащусь в хвосте, двигаюсь в общем потоке. Сейчас будет поворот. Перекувыркиваюсь, чувствую спиной стенку, отталкиваюсь и плыву дальше.
«Не выныривай».
И опять я заставляю себя пробыть под водой дольше. Потом выныриваю, поворачиваю голову влево. Кристи плывет через две дорожки от меня. Я отстаю от нее всего на пару метров.
«Расслабься. Доверяй воде».
Должно быть, о том же говорил и Клайв, когда рекомендовал нам разговаривать со своим телом. Он прав: тренер не может уследить за всеми и постоянно давать подсказки каждой из нас. Я нашла тренера внутри себя. Нашла свой голос. Возможно, он кажется незнакомым, чтобы легче было воспринимать его слова всерьез.
«Доверяй воде. Доверяй мне».
Сегодня все дается мне гораздо легче. Это не значит, что я вообще не прилагаю усилий. Прилагаю, но значительно меньше. Руки и ноги уже не ощущаются палками. Они удивительно гибкие. Я наслаждаюсь их движениями.
Снова поворот. Я почти сравнялась с Кристи.
«Опустись глубже».
Я сама определяю, как глубоко следует опуститься. Я нашла ритм. Выныриваю после каждого пятого гребка, поворачивая голову то влево, то вправо. После шестого прохода я вырываюсь вперед и чувствую всплеск адреналина. Головы девчонок больше не мелькают впереди. Только водный простор. Он – мой. Бассейн принадлежит мне.
Шестнадцать проходов – и ни капельки усталости. Чувствую, что смогла бы плавать целую вечность. Продолжаю двигаться в новом ритме, по-новому управляя телом. Вот и финальная стенка. Высовываю голову, оглядываюсь. Кристи тоже закончила дистанцию. Интересно, раньше меня или позже? Остальные приходят на одну-две секунды позже.
Клайв смотрит на секундомер. Поднимаю голову к трибуне. Отец ликует. Заметив мой взгляд, он поднимает большие пальцы.
Клайв наклоняется, кладет мне руку на плечо:
– Об этом я и говорил!
Я все еще тяжело дышу. Воздух сильно пахнет хлоркой.
– Что изменилось? – спрашивает тренер.