— Вот этого я никогда не видел, — признался Пан. — Может быть, увижу, если удастся уйти с государственной службы. В Сан-Диего прекрасный зоопарк.
— Я там дальше четырех кварталов от набережной никогда не бывал, — сказал Горилла. — Много чего я в жизни упустил.
— И всегда будешь упускать, — вставил Счастливчик Бронстейн. — Ты слишком долго был моряком. В любом порту мира тебе не уйти от родной деревни дальше чем на три квартала. Так мы называем набережную у пристани, — добавил он, обращаясь к Пану.
— Ну что за жизнь у мичманов, — сказал Горилла, — подчиняйся любому офицеришке… И знаете, хоть я никогда раньше не встречал шимпанзе, но не раз думал о них, хотите верьте, хотите нет. Я хочу сказать, что это последнее дело — привязывать хорошего малого к реактивной тележке и гонять, пока у него сосуды не полопаются. Или устраивать такое, что с тобой сделали сегодня утром. Глядеть тошно.
Счастливчик Бронстейн открыл дверь каюты Гориллы Бейтса и заорал:
— Позовите писаря!
Эхо его голоса замерло где-то в недрах корабля.
— Я кое-что придумал, — добавил он.
Писарь первого класса Диллинг, должно быть, бежал всю дорогу. Другие старшины очень редко удостаивали его разговором, и он несся так, словно его самого запустили на орбиту. Он ворвался в каюту.
— Что вам, Счастливчик Горилла?
— Что говорится в уставе насчет талисманов? — спросил Счастливчик.
— На усмотрение капитана, — ответил Диллинг и прирос к месту.
— Спасибо, — сказал Горилла. И так как больше никто ничего не говорил, лицо писаря вытянулось, и он покинул каюту. Когда дверь за ним закрылась, Горилла добавил: — Может, что-нибудь выйдет.
— Ты прав, черт побери, — сказал Счастливчик. — Видел ты когда-нибудь капитана, который бы отказался выполнить справедливую просьбу мичманов и главстаршин? — Он откашлялся. Ты будешь нашим талисманом, Пан, но это только так, для виду. Тебе же нельзя завербоваться во флот. Принять тебя, так весь флот будет кишмя кишеть семилетними ребятишками.
— Тогда Кэролайн Кеннеди была бы ДЖО,[1] — сказал Горилла.
— Славная девчушка, — сказал Пан. — Я видел ее как-то раз.
— Кроме шуток, — сказал Горилла. — Слушай, я думаю, такому малому, как ты, приходится встречаться со всякими знаменитостями. Ты не стал бы плавать на МА.
— Ты говоришь об этом корабле? — спросил Пан.
— О, господи, — сказал Счастливчик.
Пан и Горилла посмотрели на него.
— МА — секретный корабль, — пояснил Счастливчик. — Это прототип опытного образца. Пану никогда не разрешили бы находиться здесь, знай кто-нибудь, что он умеет говорить. А может, у тебя есть допуск и ты дал подписку о неразглашении и все такое прочее?
Шимпанзе покачал головой.
— Нет, мне никогда не представлялось такой возможности.
— М-да, — сказал Горилла. — Оно и видно.
Послышался дробный топот — кто-то спускался по стальным ступеням трапа. В дверь властно постучали.
— Полундра! Облава, — сказал Счастливчик. — Запах легавых я чую даже сквозь стальную переборку.
— Вот что значит образованный человек, — заметил Горилла. Он встал с койки (два стула, которые ему полагалось как старшему среди старшинского состава корабля, он предложил гостям) и направился к двери.
— В эту каюту вход воспрещен, — сказал он.
— ФБР, — послышалось в ответ.
Горилла осторожно приоткрыл дверь.
В щель просунулась рука с удостоверением! Горилла наклонился, прочел и отворил дверь.
Вошел не один полицейский, а целых три. У каждого в левой руке было удостоверение, в правой — пистолет. Каждый был в летнем синем костюме. У каждого был весьма глупый вид.
— Я Макмагон, — сказал агент ФБР. — Это мистер Кроуфорд из службы безопасности НАСА, а это старший лейтенант Пикин из морской контрразведки. Не могли бы вы нас оставить, нам надо задать несколько вопросов этому… этому… Вы не возражаете, если я буду называть вас шимпанзе?
— Разумеется, нет, — сказал Пан Сатирус.
— Если вы предпочитаете называться человеком…
— Ни в коем случае.
Специальный агент ФБР Макмагон слегка зарумянился. Он поглядел на Счастливчика, потом на Гориллу, потом снова на Счастливчика.
— Простите, мистер, — сказал Горилла, — но командир приказал не подпускать к мистеру Сатирусу никого, а на корабле слово командира — закон.
— Вы правы, — сказал старший лейтенант Пикин, в своем тропическом костюме имевший весьма внушительный вид.
Работник службы безопасности НАСА Кроуфорд присовокупил:
— В таком случае, Пикин, сходите к капитану и попросите его отменить приказ. Дело государственной важности.
— Это не только мои стражи, но и друзья, — сказал Пан. Во всяком случае, у меня нет особой охоты разговаривать с полицейскими. Я не очень жалую блюстителей закона. Когда я был совсем маленьким, еще годовалым шимпанзе, полицейские как-то увели одного из моих любимых сторожей. Он учил макак-резусов отвлекать внимание публики по воскресеньям, чтобы ему было легче очищать чужие карманы.
— Пусть этот зоопарк будет хоть у черта на куличках, резусов я все равно пойду и погляжу, — сказал Горилла.
Хотя Пикин ушел, в каюте все еще было очень тесно.
— Я плохо разбираюсь в огнестрельном оружии, джентльмены, — сказал Пан, — и все же мне бы хотелось, чтобы вы перестали им размахивать. Хотя бы потому, что, если бы вы засунули руки в карманы, у нас было бы больше свободного места. — Он улыбнулся и добавил: — Впрочем, я могу запрыгнуть вон на ту трубу под потолком и освободить для вас место на полу.
— Не советую, мистер Сатирус, — сказал Счастливчик. — По трубе идет горячий пар.
— Благодарю вас, радист первого класса!
Счастливчик Бронстейн улыбнулся. И не он один. Но улыбка Пана Сатируса встревожила агентов службы безопасности куда больше.
— Мичман, — сказал Пан, — почему вы не предложите вашим гостям присесть?
Макмагон и Кроуфорд спрятали пистолеты и сели на койку.
Вернулся Пикин.
— Командир возложил обязанности на меня. С согласия адмирала.
— Обязанности? — спросил Кроуфорд.
— Обязанности по охране обезьяны, — пояснил Пикин.
— Шимпанзе, — мягко поправил его Пан Сатирус. — Как бы вам понравилось, если бы вас называли млекопитающим или позвоночным? Мне бы не понравилось, хотя все мы и млекопитающие и позвоночные.
— Все в порядке, мичман, — сказал Пикин. — Вы и радист свободны. Занимайтесь своими делами.
Пан Сатирус решил, что пора завопить. Он вопил так, как это делают люди, играющие горилл в телевизионных постановках.
