Месть Блейка осуществилась. Он не пропустил ни слова. Он ни в чем себя не ограничивал. И встал, собираясь уходить.
– Минутку, доктор Блейк, – сказала Сьюзан Кэлвин. Ее низкий голос прозвучал властно.
Блейк невольно повернулся, как школьник на голос учителя, но противопоставил этому движению насмешливое замечание:
– Вероятно, вы хотите объясниться?
– Вовсе нет, – прямо ответила она. – Вы сами все объяснили, и очень хорошо. Я выбрала вас, потому что думала, что вы поймете, хотя считала, что вы поймете скорее. Я была знакома с вами. Я знала, что вы не любите роботов и поэтому у вас не будет относительно них иллюзий. Из вашего дела, которое я просмотрела перед вашим назначением, я узнала. что вы не одобряете эксперимент с посылкой робота в гиперпространство. Ваши начальники ставили вам это в вину, но я подумала, что это пункт в вашу пользу.
– О чем это вы, доктор, если простите мне мою резкость?
– Дело в том, что вы понимали: роботу нельзя давать это поручение. Как вы сказали? Неспособность робота должна быть компенсирована умом и изобретательностью человека. Совершенно верно, молодой человек, совершенно верно. Роботы не обладают изобретательностью. Их мозг ограничен, он может быть рассчитан до предела. В сущности, в этом и заключается моя работа.
– Если роботу дан приказ, точный приказ, он его выполнит. Если приказ неточен, робот не может исправить свои ошибки без дальнейших приказов. Разве не это произошло на корабле? Как можно посылать робота на поиски неполадок в механизме, если мы не можем дать точный приказ: мы сами не знаем, что искать. «Найдите неисправность», – такой приказ нельзя отдавать роботу, только человеку. Человеческий мозг, пока во всяком случае, не поддается расчетам.
Блейк неожиданно сел и с отчаянием посмотрел на робопсихолога. Ее слова проникли в самую глубину его сознания, прорвали пелену эмоций. Он обнаружил, что не может спорить с ней. Хуже того, предчувствие поражения охватило его.
Он пробормотал:
– Вы могли бы сказать мне об этом до отлета.
– Могла, – согласилась доктор Кэлвин, – но я заметила ваше естественное беспокойство за свой рассудок. Это беспокойство могло снизить вашу эффективность исследователя, и мне пришло в голову, что лучше будет, если вы сочтете моим единственным побудительным мотивом необходимость сберечь робота. Я решила, что это рассердит вас, а гнев, мой дорогой доктор Блейк, иногда очень полезная эмоция. Рассерженный человек меньше боится. И все очень хорошо сработало, мне кажется. – Она сложила руки на коленях, и на лице ее появилось впервые в жизни близкое подобие улыбки.
Блейк сказал:
– Чтоб я провалился!
Сьюзан Кэлвин продолжала:
– Послушайте моего совета, вернитесь к своей работе, примите свой статус героя и расскажите своему другу-репортеру все подробности своего героического поступка. Пусть это и будет той большой новостью, которую вы ему обещали.
Медленно, неохотно Блейк кивнул.
Шлосс облегченно вздохнул, Каллнер широко улыбнулся. Они протянули руки. За все время, пока говорила Сьюзан Кэлвин, они молчали. Да и сейчас не стали говорить.
Блейк сдержанно пожал им руки.
– Ваше участие, доктор Кэлвин, должно быть освещено в прессе.
Сьюзан Кэлвин холодно ответила:
– Не будьте дураком, молодой человек. Это моя работа.