Ну вот... Пал панотец под ятаганами вражьими, защищая доченьку, а Галя попала в плен. Повели ясыр Черным Шляхом, и шли они вот тут, мимо этой гряды. Остановили коней, распрягли пастись, и пленным бросили какие-то объедки. А тем временем подъехал славный мурза ногайский Гюрза-бей, увидел поповну среди женщин наших, загорелся хотением черным. Приказал развязать дивчину, кинулся к ней, хотел тут же, при всех, ее изнасиловать. Сиди, говорю, джура, спокойно, а то не буду рассказывать дальше...
- Молчу, молчу, - дрожа от возбуждения, пробормотал джура Иван. По щекам его текли слезы, горячая ладонь лежала на эфесе сабли. - Я молчу, пан отаман!..
- Но не привелось ему испоганить девичью красу. Вырвалась Галя из рук ногайских, выхватила саблю у какого-то татарина, кинулась к этой скале. Хотели крымчаки ее стрелами пронзить, но мурза запретил. Сам вышел для поединка с поповной - наверное, хотел выбить из ее рук саблю, чтобы совершить задуманное. Люто, яро сражалась Галя. Словно десять казаков в нее вселилось. Раскроила она мурзу до пупа, а сама вошла в эту скалу...
- Как "вошла"? - поразился джура.
- А так, исчезла... И как только это случилось - ударил родник из-под скалы. Испугались крымчаки, снялись с этого места, двинулись дальше. Но за порогами, над Днепром, встретили их казаки, отбили ясыр, вернули всех в Украину. Так Галя, даже после смерти своей, помогла душам християнским. А камень с той поры называют Дивич-скалой. По душе ли тебе, джура, мое сказание?
Джура, упав на землю ниц, молчал. Только спина его судорожно дрожала.
- Эге, хлопче, - мягко сказал Огневик, - не для нашего времени твоя душа сотворена. Слишком нежная она. Ну - ничего! Это хорошо. Это славно, мой хлопец. С такою душой всегда придешь на помощь друзьям-товарищам...
- Послушай, Огневик, - отозвался старый казак Семен. - Гляжу я на тебя, удивляюсь. Не такой ты, как все. Что-то в глазах твоих странное, нездешнее. Казак ты славный, мудрый - и все же похож на какого-то журавля перелетного, что неведомо откуда появился. И Черная Грамота твоя, что человеческим голосом отвечает... И волшебство твое...
- Э, пустое, - махнул рукою Огневик, ложась вверх лицом на траву. Он смотрел на облако, легонько плывшее в лазоревой бездне, и в его глазах струилась печаль. - Никакого волшебства нет, пан побратим. Глупые предрассудки людские. То страх невежества. Передам тебе свое знание, как передал мне его старый характерник на Хортице, и ты будешь делать то же самое. А душа моя, в самом деле, какая-то перелетная. Еще в детстве, когда я мальчонкой бегал над Сулой, все куда-то меня несло, хотелось чего-то необычного, неведомого, сказочного. Грусть несказанная наполняла душу. Мне казалось, будто я что-то потерял, утратил, будто должен встретить друзей, о которых давным-давно забыл... А Черная Грамота... о том могу тебе рассказать. Доля ее необычна... Мне и покойному Банде поведал о ней один пленный турок, живший на Сечи. Турок тот не простой, грамотный человек. Бывал он и в египетской земле, и в Ерусалиме, и в городе Искандер-паши, или Александрия по-нашему. Был когда-то такой воевода, славный отаман. И рассказал нам турок древнюю бывальщину...
- Эге, брат Огневик! Погоди! - отозвался казак Семен, приложив ухо к земле. - Не орда ли?
- Она! - подтвердил Огневик, замерев на какое-то мгновение. - Седлайте коней, хлопцы! Уходим к днепровской яруге. Там ногаи не заметят. А мы - плавом через Днепр...
Но не довелось казакам незаметно уйти. Пока седлали коней, пока скакали к спасительному оврагу, - кольцо татарское замкнулось и пришлось запорожцам принимать неравный бой.
- Что ж, - спокойно сказал Огневик, сдерживая горячего коня. - Наверное, пора нам, брат Семен, своею кровью землю родную окропить.
- А пора? Мне давно пора, - сурово молвил Семен, готовя пистоли. - Вот Ивана-джуру жаль! Молодой еще, не нажился!
- Ивана попробуем спасти, - отозвался Огневик, бдительно всматриваясь в строй крымчаков, неумолимо приближавшийся к ним. - Кроме того, Черную Грамоту следовало бы сечевикам передать. Не хочется мне, чтобы она снова в чужие земли ушла. Ее место здесь, на украинской земле. Гей, джура, прошу тебя, как отец, бери Черную Грамоту, спрячь хорошенько, скачи между нами. Мы врежемся между татарами. Семен - правее, я - налево. А ты - не останавливайся, спеши к Днепру. Ну а там - бог поможет. Найди на Сечи казака Грицька-характерника, ему Черную Грамоту передашь...
- Чтобы я вас оставил? - воскликнул джура. Ноздри его раздымались, как у боевого коня. - Никогда!
- Эй, дурень! - грозно рявкнул Огневик. - То, что тебе велю я, важнее твоего геройства. То - дело великое, небывалое! Черная Грамота должна попасть в руки наших внуков, чтобы славное дело совершить! Верь мне, и я на небе благословлю тебя!
- Верю, пан отаман! - сквозь слезы молвил джура, пряча черный свиток на груди.
- Вперед! - грозно-весело закричал Огневик, и трое всадников врезались тараном в строй врагов.
Славный был бой. Словно горные орлы, носились между врагами казаки, устилая зеленую траву татарскими телами. А тем временем джура что есть мочи скакал к днепровской круче, надежно прикрытый побратимами.
Но разгадали казацкий замысел крымчаки. Десяток всадников бросился наперерез Ивану-джуре. Остальные яростно набросились на старших казаков. Устали руки льщарские, затупились сабли. Упал, простреленный из лука, джура. Грохнулся о родную землю, схватившись руками за грудь, где была спрятана Черная Грамота. Навеки умолк старый казак Семен, поцеленный в горло татарской стрелой. Еще какое-то время носился по полю Огневик, отбиваясь от крымчаков. Но и он не выдержал поединка, разрубили ему враги правое плечо. Перебросил казак саблю в левую руку, еще повалил пятерых ногаев да и сам лег между потолоченными цветами, обрызгав их алою кровью.
Разбрелись татары по полю, начали ловить коней казацких, сдирать с трупов украшения, талисманы, одежду, собирать сабли и огнестрельное оружие. Нашли на груди джуры и свиток черный, позвали мурзу своего, показали. Тот поудивлялся на странную вещь, пожал плечами, поцепил себе на шею. Дал приказ двигаться дальше.
Недалеко ушли крымчаки. В тот же день встретили их сторожевые казацкие отряды и вырубили начисто. На груди мурзы перекопского нашел отаман Черную Грамоту, возле седла - саблю Огневика, разукрашенную серебряными странными узорами.
- Эх, не успели! - вздохнул отаман. - Нет уже, братья, нашего характерника. Вот его сабля верная у проклятого басурмана и Черная Грамота. Надо найти славного казака и похоронить как следует...
К вечеру нашли казаки мертвых побратимов. Недалеко от Дивич-скалы рядышком положили их, покрыли им лица алою шелковою китайкой. В руки дали сабли боевые, рядом положили пистоли, пороховницы.
