Алексей решил: с партийным билетом или без него он все равно останется коммунистом. А пройдет время, поймают бандита, живущего по чужим документам (в этом Егоров не сомневался), и тогда все разъяснится. Следовательно, и вопрос о восстановлении решится сам собой - надо лишь набраться терпения и выждать...
А как быть с голубой водой? Надо поехать туда, в Прикамье, побывать в памятном овраге, набрать "влаги жизни" и передать ее ученым. Сейчас для такой поездки было лишь одно препятствие: Алексей не мог получить на работе отпуск.
Почти все свободное время Егорова уходило теперь на чтение. Поначалу он читал так же бессистемно, как и в больнице. Но потом, поднакопив некоторые знания, стал требовать в библиотеке книги, которые, по его мнению, могли содержать сведения о главном. Главным же для Алексея оставалась тайна голубой воды. Но ни в одной из книг он не нашел даже намека на существование "влаги жизни". Зато в этих поисках определился дальнейший жизненный путь Егорова. Это сделала "Занимательная геология" Ферсмана. Алексей не прочитал, а проглотил книгу. Потом перечитал уже внимательно, делая заметки в толстой тетради (такую привычку он приобрел недавно) и решил: стану геологом. Ведь именно в различных свойствах бесчисленного множества минералов и кроется разгадка голубой воды. Там, в недрах земли, вода получает свои волшебные качества. Значит, если знать минералы, то можно постигнуть природу "влаги жизни". А если эта тайна будет открыта раньше, чем он, Егоров, станет геологом, то на его долю хватит и других загадок, может быть, не менее увлекательных и столь же важных для людей. Разгадку голубой воды Алексей отдавал другим потому, что решил через три-четыре месяца привезти в Москву эту воду и послать ее в лабораторию. И вовсе не думал о славе первооткрывателя...
...Сердце его сильно билось, когда он сошел с поезда на памятной станции. Здесь ничего не изменилось. И дорога к дому лесника была прежней, только еще меньше хоженой - заросла травой, а у обочин поспевала земляника. Егоров шел, прислушиваясь к каждому шороху: ему было боязно отчего-то... Окна в избе лесника оказались заколоченными, на двери висел ржавый замок. Здесь никто не жил и, видимо, уже давно. Алексей, не останавливаясь, продолжал идти, выбрался на поле, оглянулся - никого. А ему все казалось, что из-за деревьев за ним кто-то следит - внимательный и враждебный взгляд Алексей чувствовал всю дорогу. "Чепуха, наважденье, никому я не нужен... Да и уезжал из Москвы тайком"... Так думал Егоров, а в памяти всплывало лицо двойника со шрамом на виске. Алексей на всякий случай шагнул в кусты, росшие по краю оврага, присел, затаился. Все было спокойно: ни движения, ни звука. Из оврага тянуло сыростью, а с поля легкий ветерок доносил сильный пряный запах подсыхающей травы. Егоров выпрямился, усмехнулся: "Так, чего доброго трусом станешь, от собственной тени шарахнешься..." Издали он приметил три березки. "Стоят еще сестренки, - подумал Алексей, - а камень мой уцелел ли?" И камень оказался на месте, и папоротник-великан так же закрывал от солнца узкий алый язык на пологом склоне, и в двух шагах догнивали сучья - большая охапка. У Егорова захватило дыхание от волнения. Он осторожно раздвинул шершавые листья: вот она, созданная природой чаша, наполненная голубой водой! Алексей опустился на колени, вгляделся. Здесь, в зарослях, было сумрачно и он уловил слабое мерцание в глубине чащи. Словно золотой дымок клубился в прозрачной синеве, сплетался струйками. Эти струйки-ленты таяли, исчезали, а на их месте появлялись новые. Причудливый узор менял очертания, и вода казалась странно живой, и впечатление это усиливалось теплом, поднимавшимся от чаши. Егоров долго любовался игрой золотых струй, потом склонился еще ниже и напился вдоволь, снова удивившись тому, что волшебная вода словно бы сразу растворилась в теле, наполнив его силой и бодростью. Алексей развязал видавший виды солдатский вещевой мешок и достал оттуда четыре пивные бутылки из темно-зеленого стекла. Он выбрал именно такие бутылки, потому что волшебная вода находилась в сумрачном овраге и солнечные лучи могли ей повредить. Каждая посудина была заключена в футляр из тонких дощечек. Егоров осторожно - почти благоговейно - наполнил бутылки голубой водой, заткнул просмоленными пробками, обернул мягкими тряпками и вложил в футляры. Каждый из четырех футляров также обвязал материей и лишь после этого сосуды опустил в вещевой мешок. А из мешка извлек деревянную шкатулочку и кусочек сосновой смолы. Алексей коснулся алой глины, ласково провел по ней ладонью. Нет, это не обычная глина... Она не скользкая, хотя и смочена водой. Загрубелая ладонь Егорова касалась теплой, бархатистой поверхности. Она была нежна и упруга. Алексей осторожно отщипнул с самого края небольшой комок алой глины, уложил его в шкатулку, в зазор крышки наглухо замазал смолой. Перевязанная крепкой бечевкой шкатулка легла в вещевой мешок рядом с бутылками. "Ну, теперь все... Теперь дело сделано... - думал Егоров. - Теперь я ее доставлю... привезу подарок трудовому народу. Теперь всем трудящимся ни хворь, ни рана не страшны..." И тут Алексей услышал, как вдалеке хрустнула ветка. Он сразу словно бы отрезвел, восторга как не бывало. В овраге кто-то находился. У Егорова не было никакого оружия. Но не забылась красноармейская сноровка. Он должен стать невидимым и неслышимым. Как разведчик во вражеском тылу. И Алексей, пригнувшись, скользнул в ближние кусты. Мешок он закинул за спину, чтоб не мешал при движении. Егоров понимал, что выбираться на поле нельзя. Не следовало и подниматься вверх по склону: человек там заметен, потому что внизу темнее. Ветка хрустнула в той стороне, где дорога сворачивала к городу, отклоняясь от оврага. Значит, в город идти нельзя. "Эх, не повидаю Анну, - подумал Алексей, - значит, не судьба... Ну, ничего, я еще вернусь сюда. Ученые, небось, целую бригаду пришлют, и без меня, конечно, не обойдется..." Он чутко прислушивался, осторожно продвигаясь в том направлении, где был дом лесника. Снова хруст ветки. На противоположном склоне. Алексей увидел впереди молодой ельник. Частый, непролазный он стоял темной стеной. Ползком туда... А вот теперь можно встать и вперед, короткими перебежками. Егоров скользил беззвучно и быстро. Пролез сквозь орешник, выбрался на дорогу и припустился бегом. Он бежал почти до самой станции. И только завидев водокачку и крышу вокзала, перешел на шаг...
...Алексей не знал, не мог знать, что смерть была рядом, всего в двух сотнях шагов. По оврагу шел Зыбин. Он приехал сюда, хотя это и было опасно. Он хотел поглядеть на останки загубленного им человека и это стремление оказалось непреодолимым, смяло осторожность. Но желтый пустоглазый череп, не выкатился из-под кучи хвороста. Там ничего не было, хотя Зыбин мог поклясться, что это та самая куча хвороста. И гнилое бревно лежало рядом. Зыбин уехал в тот же день. Он сел во второй вагон, а а седьмом был Егоров. В Москве, на Ярославском вокзале Алексею почудилось что-то знакомое в облике идущего впереди человека - широкие угловатые плечи, скользящая упругая походка. Но человек этот сразу исчез в толпе, и Егоров не стал вспоминать, где его видел...
