Потом, должно быть, я снова заснула, потому что, когда я открыла глаза, уже было светло и свита из маленьких санитарок прибыла, чтобы заняться моим утренним туалетом. Они расстелили на постели большие полотнища и, ловко переворачивая меня с боку на бок, всю обмыли. После этого я почувствовала себя намного лучше, да и головная боль прошла.
Когда омовение уже подходило к концу, в дверь решительно постучали и, не дожидаясь приглашения, в комнату вошли две красивые женщины типа "амазонок", одетые в черную форму с серебряными пуговицами. Маленькие санитарки уронили все, что у них было в руках, и с криками ужаса сбились в кучу в дальнем углу комнаты.
Вошедшие женщины приветствовали меня обычным жестом правой руки и тоном, одновременно авторитетным и почтительным, спросили:
- Вы Оркис? Мамаша Оркис?
- Да, так меня здесь называют, - ответила я.
Одна из женщин помедлила, а потом, скорее прося, чем приказывая, сказала:
- У нас имеется ордер на ваш арест, мамаша. Пройдемте с нами, пожалуйста.
В углу, среди маленьких санитарок, послышались возбужденные и удивленные восклицания. Женщина в форме заткнула им рты одним только взглядом.
- Оденьте мамашу и приготовьте ее к поездке, - скомандовала она им.
Санитарки нерешительно выбрались из своего угла и направились ко мне.
- Живее, живее! - подгоняла их женщина.
Я уже была почти закутана в свои розовые покрывала, когда в комнату вошла врач. Увидев двоих в черной форме, она нахмурилась.
- Что это значит? - спросила она. - Что вы тут делаете? - голос ее был строг.
Старшая из двоих объяснила.
- Ордер на арест?! - переспросила врачиха. - Да как вы смеете арестовывать мамашу! Никогда не слыхала подобной чепухи! В чем же ее обвиняют?
- В реакционности, - ответила младшая из двух несколько смущенно.
Врач гневно уставилась на нее.
- Мамаша-реакционер! Что вы еще выдумаете?
- Но у нас есть приказ, доктор, - сказала одна из женщин.
- Ерунда. У вас нет никакой власти. Вы когда-нибудь слыхали, чтобы мамашу подвергли аресту?
- Нет, доктор.
- Ну, так не создавайте прецедента. Лучше уходите!
Женщина в черной форме недовольно вздохнула. Затем, видимо, ей пришла в голову мысль:
- А что, если вы нам дадите подписанный вами отказ ее выдать? предложила она с надеждой в голосе.
Когда обе женщины-полицейские ушли, вполне удовлетворенные полученным ими листком бумаги, врач мрачно посмотрела на маленьких санитарок.
- Вы, прислуга, конечно же, не можете удержаться от болтовни. Стоит вам что-нибудь услышать, как это тут же распространяется повсюду со скоростью ветра. Но, если я только услышу где-нибудь о том, что здесь произошло, я буду знать, от кого это исходит.
Затем она обернулась ко мне:
- А вы, мамаша Оркис, пожалуйста, в дальнейшем ограничивайтесь только словами "да" и "нет" в присутствии этих глупых болтушек! Я скоро вас снова навещу - следует задать вам еще несколько вопросов, - добавила она и удалилась.
Как только санитарки убрали поднос, на котором они приносили мой гаргантюанский завтрак, врач возвратилась, и не одна, а в сопровождении четырех женщин-медиков такого же нормального вида, как и она.
Санитарки притащили дополнительные стулья, и все пятеро, одетые в белые халаты, уселись около моей кушетки. Одной было примерно столько же лет, как и мне, две другие выглядели лет на пятьдесят, а пятой было, наверно, шестьдесят, если не больше. Все они уставились на меня, как на редкий музейный экспонат.
- Ну, мамаша Оркис, - сказала моя врач тоном, каким открывают судебные заседания, - нам совершенно ясно, что произошло что-то из ряда вон выходящее. Естественно, мы хотим знать, что же случилось. Вам нет нужды беспокоиться о визите полиции сегодня утром - их появление здесь было просто неприличным. Нам надо только узнать, что все это значит, с сугубо научной точки зрения.
- Этот вопрос интересует меня не менее вас, - ответила я.
Я посмотрела на них, на комнату, в которой находилась, и на свое массивное тело.
- Я понимаю, - начала я, - что все это не что иное, как галлюцинация, но меня очень беспокоит тот факт, что в любой галлюцинации всегда должно чего-то недоставать, что хотя бы один из органов чувств чего-то не должен воспринимать. Однако в данном случае этого не наблюдается. Я полностью владею всеми органами чувств, в то время как мои ощущения заключены в очень крепкое, я бы даже сказала, плотное тело. Единственное, чего не хватает, на мой взгляд, так это какой-то причины, какого-то обоснования, пусть даже символического, всему этому.
Четыре вновь пришедшие докторицы взирали на меня с открытыми от изумления ртами. Моя врачиха бросила им взгляд, который говорил: ну, теперь-то вы убедились, что все сказанное мною правда? Затем снова обернулась ко мне.
- Мы начнем с нескольких вопросов, - сказала она.
- Прежде чем вы начнете, - прервала я, - мне бы хотелось кое-что добавить к тому, что говорила вчера. Я вспомнила еще некоторые вещи.
- Возможно, это результат ушиба головы, который вы получили, когда упали с лестницы, - предположила врач, взглянув на пластырь на моем лбу. Продолжайте, пожалуйста, - сказала она. - Вы говорили, что были замужем, и что ваш э-э... муж погиб вскоре после этого. Что было дальше, вы уже не могли припомнить.
- Да, - сказала я, - мой муж был летчиком-испытателем и погиб как раз за день до истечения контракта с фирмой. После этого меня взяла к себе тетка, я прожила у нее несколько недель, но плохо помню этот период времени, так как почти ни на что не обращала внимания...
Затем однажды утром я проснулась и взглянула на все другими глазами. Я поняла, что дальше так жить невозможно и надо начинать работать, чтобы мой мозг был чем-то занят. Доктор Хельер, главный врач Врейчестерского госпиталя, где я работала до замужества, сказал мне, что охотно возьмет меня обратно на работу. Таким образом, я вернулась туда и очень много работала, чтобы иметь поменьше свободного времени на грустные размышления. Это было месяцев восемь назад.
Однажды доктор Хельер рассказал нам о новом препарате, который синтезировал один его приятель. Не думаю, что он действительно просил, чтобы кто-либо из нас добровольно испытал его на себе, но я предложила себя в качестве подопытного кролика. Все равно рано или поздно кто-то должен был бы сделать это, так почему не я? Мне нечего было терять, а тут как раз представился случай сделать что-то полезное для человечества.
Председательствующая врачиха прервала меня и спросила:
- А как назывался этот препарат?
- Чуинжуатин, - сказала я, - вы что-нибудь слышали о нем?
