Дверь ему удалось открыть только с третьей попытки. Захлопнув ее за спиной, он даже не стал закрывать дополнительные засовы — не то чтобы он никого не боялся, просто сейчас ему было все равно… Рывком выдвинув ящик шкафа, он высыпал деньги прямо в тряпки. Уронил одну пачку, но не стал за ней нагибаться — аккуратно задвинул ее ногой подальше под шкаф.
А теперь наконец-то… Не снимая ботинок, он повалился на кровать. В какое-то мгновение ему казалось: еще чуть-чуть, и он уснет, но не тут-то было. Вместо сна он вновь услышал голос.
— Полежи, отдохни.
«Так, если мне не грезится, то эта тварь где-то на спине», — пронеслось в голове у Пятака, и он со всей силы вжался спиной в кровать, желая раздавать паразита. Кровать заскрипела и только.
— Интересно, почему ты так хочешь от меня избавиться? Кстати, поздно пытаться меня раздавить. Еще час-другой, и я полностью интегрируюсь в твое тело.
Пятак повторил попытку, не желая верить очевидному.
— Да прекрати ты! Кстати, если желаешь, я мог бы исполнить твое самое сокровенное желание…
Переполненный отчаянием Пятак зажал уши, но это было бесполезно, так как голос продолжал звучать у него внутри головы:
— …ты же хотел стать другим? Хотел?
— Да!!! — вымученно, переполненный яростью проорал Пятак. — Да!!! Да!!! Да!!! Ты можешь отстать от меня?
— Грубо! — фыркнул голос. — Можешь считать, что я обиделся, — и смолк.
Пятака трясло. Несколько минут он лежал, вслушиваясь, но голос молчал. Неужели обиделся? Может, приступ безумия отступил? Но болезнь не отступала. Пятаку казалось, что все его тело в огне. И еще… он страшно хотел пить, но не мог встать. Лежал, хватая ртом воздух, задыхался, как выброшенная на берег рыба. А потом, в какой-то момент сознание оставило его, но вместо того, чтобы провалиться в бездонную пучину беспамятства, он увидел сон. Странный сон.
Перед ним открылись огромные бронзовые двери, и он шагнул на странную темную равнину, где в беспорядке были разбросаны небольшие удивительные строения с округлыми крышами, а единственными источниками призрачного голубоватого света являлись странные нитевидные растения, уходящие в небо на неведомую высоту. Тонкие и полупрозрачные, они казались удивительным творением безумного стеклодува. Они протянули свои нити к… сияющим в небе звездам. Пятак никогда не видел звезд, только на картинках во время обязательного курса гипнообучения, но он сразу понял, что это за яркие точки в небе. Открытом небе! Да, это поистине был удивительный сон.
Пятак медленно плыл над дорожкой, вымощенной желтыми камнями, поражаясь древности открывшихся перед ним строений, соединяемых покатыми пандусами и дорожками, — нигде он не заметил ни одной лестницы. Приблизившись к огромной полукруглой стене, он замер, разглядывая странные витиеватые письмена, напоминающие арабскую вязь. Тут же он вспомнил, что не прочел на ночь аят. А потом нашел себе оправдание: он ведь болен, а когда выздоровеет, он непременно наверстает упущенное. С этим чувством невыполненного долга он повернулся и медленно заскользил вдоль стены. Неожиданно перед ним открылся проход. Пятак нырнул в него и оказался по другую сторону стены на набережной, вдоль которой степенно катил воды ленивый поток. Подойдя к самому краю, Пятак наклонился и застыл пораженный: на него из темных глубин смотрело его отражение. Только это был не он, а совершенно другой человек. Вытянутое благородное лицо, миндалевидный разрез глаз, тонкий, аристократический нос, изящно выгнутые губы, ничуть не похожие на прежние оладьи, и все это обрамлено длинными, тонкими шелковыми нитями иссиня-черных волос.
Пятак отпрянул от воды. Нет, этого не может быть! А потом в голову пришло логичное объяснение: это же сон, всего лишь сон!
Бывают психи разные –
не буйные, но грязные, –
….
Вот главврачиха — женщина –
пусть тихо, но помешана, –
Я говорю: «Сойду с ума!»
Она мне: «Подожди!»
В. Высоцкий «Песня о сумасшедшем доме»
Пробуждение было ужасным. В первый момент Пятак попытался вспомнить, кто его так избил. Казалось, в теле нет ни одной целой кости. Тем не менее ему удалось пошевелить руками и ногами. И только когда он хотел было попытаться встать, он почувствовал, что лежит на чем-то омерзительно склизком. Подняв руку, он поднес ее к лицу. Ладонь была испачкана какой-то отвратительной желтоватой массой. Но самое странное, ладонь была не его. У Пятака, насколько он помнил, а помнил он это хорошо, были грубые огромные руки с короткими пальцами-сосисками, а теперь перед ним была… изящная кисть аристократа с длинными, музыкальными пальцами.
Не понимая, что происходит, Пятак с хлюпающим звуком откинулся назад на подушку и закрыл глаза. Что с ним творится? Он попытался восстановить события предыдущего дня. И все выходило довольно складно до того момента, как он полез в этот чертов холодильник. Выходит, он и в самом деле подцепил там какую-то заразу.
— Я вовсе не зараза, — раздался тот же голосок прямо внутри черепа Пятака. Услышав этот голос, он припомнил вчерашние галлюцинации и вздрогнул всем телом.
— Нет, это все сон и болезнь, — уверенно сказал он сам себе.
— Не тешь себя иллюзиями, смертный, — наигранно иронически прозвучало у него в голове.
— Значит, болезнь.
— Лучше не майся ерундой, а встань и подойди к зеркалу, оцени мою работу. Кстати, зеркало в этом доме есть?
— Нет… Нет… Нет… — Пятак вжался в кровать, всем телом ощущая отвратительную липкую массу.
— Та кой большой мальчик и такой трусливый.
Пятак скривился. Не хотел он вставать и смотреться в зеркало. А с другой стороны: ну не будешь же целый день лежать в грязи? Наконец, поборов себя, он, крепко зажмурившись, приподнялся, скрипя зубами, сел на край кровати, чувствуя, как странное вещество стекает по спине. И еще он обнаружил, что ему много легче двигаться. Тело было словно перышко.
— Как ощущения?
— Омерзительно! — буркнул он, а потом в какой-то момент, словно преодолев наконец некую преграду, принялся лихорадочными движениями срывать с себя одежду, швыряя ее на пол. Вскочив с кровати, он бросился в ванну. Не глядя на бурые потеки, залез в нее и врубил душ на полный, а потом застыл, нежась в теплых струях. Если честно, то мыться Пятак не любил. Сейчас же, он наслаждался, чувствуя, как вся грязь уходит.
