Затем она засмеялась, и я решила, что это шутка. Но она смазала место ожога йодом и завязала чистым бинтом. На утро она разбудила меня и сказала: "Посмотри теперь. Вчера на ногу был вылит чайник кипятка, а сегодня кожа уже загрубела, хотя должна быть очень нежной. Джоб, я хотела бы, чтобы ожог существовал".
Во и все, доктор. Больше она ничего не говорила. Казалось, она все позабыла. Я как-то спросила у нее, где находится эта маленькая лавочка и кто была эта женщина, но она не сказала, не знаю почему. Но после этого она никогда уже не была веселой и беспечной. Никогда. О, почему она должна была умереть? Почему?
Брейл спросил:
- Послушайте, Роббинс, а номер 491 вам что-нибудь говорит? О каком-нибудь адресе, например?
Она покачала головой.
Я рассказал ей о движении ресниц Харриет.
- Она явно хотела передать нам что-то этими цифрами. Подумайте, что.
Вдруг она выпрямилась, стала что-то считать на пальцах, потом кивнула.
- А не могла ли она передать слово? Может это буквы "Д", "И" и "А". Это первые три буквы имени "Диана".
- Да, конечно, это довольно просто. Она могла попытаться попросить нас позаботиться о ребенке.
Я взглянул на Брейла. Он отрицательно покачала головой.
- Она знала и так, что я это сделаю. Нет, это что-то другое.
Вскоре после ухода Роббинс позвонил Рикори. Я сказал ему о смерти Уолтерс. Он был искренне расстроен. Затем мы занялись грустным делом вскрытием тела. Результаты были те же - ничего такого, от чего девушка могла бы умереть. Около четырех часов следующего дня Рикори снова позвонил по телефону.
- Будете дома между шестью и девятью часами, доктор?
В его голосе слышалось сдерживаемое волнение.
- Конечно, если это нужно, - ответил я, - вы нашли что-нибудь, Рикори?
Он помолчал, раздумывая.
- Не знаю. Может быть - да.
- Вы подразумеваете то предполагаемое место, о котором вы говорили?
Я даже не пытался скрыть свое волнение.
- Возможно. Я узнаю позже. Я еду сейчас туда.
- Скажите, Рикори, что вы предполагаете там найти?
- Кукол, - ответил он. И, словно избегая дальнейших разговоров, повесил трубку.
Кукол! Я сидел, задумавшись. Уолтерс купила куклу и в том самом месте получила этот странный ожог. У меня не было сомнения, что именно через него получила она эту болезнь, через него и через мазь. И она давала нам это понять. Впрочем, может быть, она и ошибалась. Но Уолтерс любила детей, как и те восемь. И, конечно, дети больше всего любят кукол.
Что же обнаружил Рикори? Я позвонил Роббинс и попросил привезти куклу, что она и сделала. Кукла была исключительно хороша. Она была вырезана из дерева и затем покрыта гипсом. Она была поразительно похожа на живого ребенка - ребенка с маленьким личиком Эльфа. Ее платье было покрыто изысканной вышивкой - нарядное платье какой-то страны, которую я не мог определить. Эта вышивка была просто музейной вещью и стоила, конечно, куда дороже, чем сестра Уолтерс могла себе позволить. Никакой марки с указанием фирмы или хозяина магазина не было.
Осмотрев внимательно, я спрятал куклу в ящик стола, и с нетерпением стал ждать звонка Рикори.
В семь часов раздался звонок у дверей. Я услышал голос Мак-Кенна. Увидев его, я сразу понял, что что-то неблагополучно. Его загорелое лицо побледнело, глаза смотрели изумленно.
- Пойдемте к машине, док. Хозяин, кажется, умер.
- Умер? - воскликнул я и бросился вниз к машине. Шофер открыл дверцу, и я увидел Рикори, сжавшегося в углу заднего сиденья. Я не услышал пульса, а когда поднял ему веки, на меня уставились невидящие глаза. Но он был еще теплым. Я приказал внести его. Мак-Кенн и шофер положили его на кушетку в моем кабинете. Я нагнулся над ним со стетоскопом. Сердце не билось, дыхания не было. По всей видимости, Рикори был мертв. И все-таки я не мог успокоиться. Я проделал все, что делается в сомнительных случаях безрезультатно. Мак-Кенн и шофер стояли рядом. Они прочли приговор на моем лице и переглянулись; лицо каждого из них сдерживало страх, и шофер был напуган больше, чем Мак-Кенн. Последний спросил меня монотонным голосом:
- Может быть, это отравление?
- Да, может...
Я остановился. Яд! И этот страшный визит, о котором он говорил по телефону! А возможность отравления в других случаях! Но эта смерть была не такой - я чувствовал это - как те...
- Мак-Кенн, - обратился я к телохранителю, - когда и где вы заметили, что с хозяином не все в порядке?
Он ответил также монотонно.
- Около шести кварталов от вас. Хозяин сидел близко, неожиданно он сказал: "Иисус!", как будто испугался. Прижимая руки к груди, застонал и словно окаменел. Я сказал ему: "Что с вами, босс? Вам больно?" Он не ответил, затем свалился в мою сторону, а глаза его были широко открыты. Он показался мне мертвым. Тогда я крикнул Полю, чтобы он остановил машину, и мы осмотрели его. А затем на всех парах прилетели сюда...
Я прошел в кабинет и налил им по стаканчику спирта с бренди - они явно нуждались в этом. Потом покрыл тело простыней.
- Сядьте, ребята. Итак, Мак-Кенн, расскажи мне все, что случилось с того момента, как вы выехали из дома. Не упускай ни малейших деталей.
Он начала:
- Около двух часов босс поехал к Молли, это сестра Питерса, оставался у нее час, вышел, поехал домой и приказал Полю вернуться за ним в четыре. Но он много говорил по телефону, поэтому мы выехали только в пять. Он приказал Полю ехать на одну маленькую улицу за Баттери-парком. Он сказал Полю, чтобы тот ехал по улице, а машину остановил бы около парка. А мне он сказал: "Мак-Кенн, я пойду туда один. Я хочу, чтобы они знали, что я пришел один. - И добавил, - у меня есть на то причины. А ты будь поблизости, но не заходи, пока я не позову тебя". Я сказал: "Босс, вы думаете, что это благоразумно?" "Я знаю, что делаю. Выполняй то, что я приказал", - ответил он. Поэтому я замолчал.
Мы приехали, и Поль сделал, как было приказано, а босс пошел по улице и остановился у маленькой лавочки с куклами на окне, я разглядел лавчонку, когда проходил мимо. Она плохо освещена, но я заметил внутри массу кукол и худую девушку за кассой. Она показалась мне бледнее рыбьего брюха. Босс постоял у окна, а затем быстро вошел. Я опять прошел мимо и мне показалось, что девица стала еще бледнее. Я еще думал, что никогда не видел человека с таким цветом лица.
Босс поговорил с девушкой, и она показала ему несколько кукол. А когда я опять проходил, я заметил в лавке женщину. Она была очень крупная. Я постоял у окна минуты две, так она меня удивила. Лицо у нее коричневое, похожее на лошадиное, над губами усы, много больших родинок или бородавок, и она как-то странно смотрела на девицу. Большая и толстая. Но как щурились ее глаза! Бог мой, какие глаза! Большие и черные, и блестящие, и они мне особенно не понравились, впрочем, как и она сама.
