Мотороллер повернул направо, миновал арку и двинулся по длинному коридору, с обеих сторон которого было отведено по полосе для пешеходов. Движение здесь было тоже оживленным, но Грант был единственным, на ком не было формы.
Двери по обе стороны коридора повторялись в гипнотической последовательности, и вдоль стен все тянулись пешеходные дорожки. Народу становилось все меньше.
Мотороллер вырулил под очередную арку, над которой была надпись «Медицинское отделение».
Эм-Пи, стоящий на посту в прозрачном «стакане», словно уличный регулировщик, нажал кнопку. Тяжелые стальные двери пришли в движение, пропуская мотороллер, который, проскочив мимо них, тут же остановился.
Грант попытался прикинуть, под какой частью города они находятся.
Человек в генеральском мундире, который чуть не бегом приближался к нему, показался Гранту смутно знакомым. Когда тот протянул руку, Грант узнал его.
— Никак Картер? Мы встречались на Трансконтинентале несколько лет назад. Но тогда на вас не было этой формы, не так ли?
— Привет, Грант. Ох, да черт с ней, с этой формой. Я ношу ее лишь потому, что здесь так полагается. Только в таком виде мы можем отдавать команды. Идемте со мной... Гранитный Грант, так?
— Ну, пусть так.
Миновав двери, они оказались в помещении, которое, по всей видимости было операционной. Сквозь стекло Грант увидел несколько мужчин и женщин в белом, толпившихся в асептической атмосфере; вокруг сухо и остро поблескивали металлические кожухи аппаратуры, электронная начинка которых превратила хирургию в некий подвид инженерного искусства.
Когда вкатили операционный стол, он с ужасом увидел распростертую на белоснежной наволочке копну седоватых волос.
Несколько мгновений Грант не мог придти в себя.
— Бенес? — шепотом спросил он.
— Бенес. — мрачно подтвердил генерал Картер.
— Что с ним случилось?
— Они все же добрались до него. Наша ошибка. Мы живем в век электроники, Грант. Все, что мы делаем, совершается с помощью наших полупроводниковых помощников, которые всегда под рукой. Любого врага мы стараемся вычислить и обезвредить потоком электронов. Все подходы сюда мы обставили электронными ловушками — но они могли воздействовать лишь на врагов, вооруженных тем же оружием. Мы не приняли в расчет появления автомобиля с человеком за рулем и снайперских винтовок, курок которых тоже нажимает человек.
— Предполагаю, что никого из них не осталось в живых.
— Ни одного. Человек в машине сгорел при столкновении. Остальных мы уложили пулями. И сами потеряли несколько человек.
Грант снова опустил глаза. Теперь он видел отрешенное лицо Бенеса, который пребывал в глубоком забытьи.
— Насколько я понимаю, он еще жив, так что есть надежда.
— Он жив. Но надежд немного.
— Кто-то успел переговорить с ним?
— Капитан Оуэнс... Уильям Оуэнс... вы его знаете?
Грант покачал головой.
— Припоминаю лишь, что в аэропорту Гондер представил мне кого-то с этим именем.
— Оуэнс говорил с Бенесом, — сказал Картер, — но не извлек никакой существенной информации. Говорил с ним и Гондер. А вот вы говорили с ним больше, чем кто-либо из них. Он вам что-нибудь рассказывал?
— Нет, сэр. Да я бы ничего и не понял. Моя задача заключалась лишь в том, чтобы доставить его в страну — и ничего больше.
— Конечно. Но все же вы говорили с ним и, может, он сказал вам больше, чем предполагал.
— В этом случае у меня все вылетело бы из головы. Но не думаю, чтобы он делился со мной. На Другой Стороне вошла в плоть и кровь привычка держать язык за зубами.
Картер ухмыльнулся.
— Не стоит так уж возвышаться в собственных глазах, Грант. Та же самая практика знакома и нам. И если вы не знаете, что... прошу прощения, в этом нет необходимости.
— Все в порядке, генерал, — бесстрастно сказал Грант, пожимая плечами. .
— Словом, дело в том, что он не успел ни с кем толком переговорить. Его вывели из строя прежде, чем нам удалось что-то извлечь из него. С таким же успехом он мог и не покидать Другой Стороны.
— По пути сюда, — сказал Грант, — я миновал место, огороженное кордоном...
— Там-то все и произошло. Еще пять кварталов — и он был бы в безопасности.
— Так что с ним случилось?
— Травма мозга. Нам придется его оперировать — вот поэтому и возникла необходимость в вас.
— Во мне? — искренне изумился Грант. — Послушайте, генерал, в том, что касается нейрохирургии, я сущий ребенок. Я провалил зачет по строению лобных долей в старом добром университете Юты.
Картер никак не отреагировал на эти слова, которые для самого Гранта ничего не значили.
— Идемте со мной, — сказал Картер.
Следуя за ним, Грант прошел по короткому коридору и оказался в соседнем помещении.
— Центральная диспетчерская, — коротко бросил Картер.
Стены были покрыты телевизионными экранами. В центре полукружья контрольной консоли, усеянной кнопками управления, стояло кресло.
Картер сел в него, оставив Гранта стоять.
— Я бы хотел разъяснить вам суть ситуации, — сказал Картер. — Вы понимаете, что идет гонка между Нами и Ими.
— И довольно давно. Да, конечно.
— Хотя гонка, как таковая, сама по себе вещь неплохая. Она заставляет все время быть в форме и напрягать все силы, чтобы не отставать; таким образом и удалось кое-чего добиться. Обеим сторонам. Но прекратиться гонка может только победой одной из сторон. Надеюсь, вы это понимаете?
— Думаю, что да, генерал, — сухо сказал Грант.
— С Бенесом связана возможность такого прекращения. И если бы он смог сообщить нам то, что ему известно...
— Могу ли я задать вопрос, сэр?
— Валяйте.
— А что именно он знает? Какого рода данные?
— Подождите. Подождите. Сейчас. Подлинная суть его информации в данный момент не так уж важна. Разрешите мне продолжить... Если бы он смог передать ее нам, то победа склонилась бы на нашу сторону. Если он умрет или если даже он поправится, но не сможет ничего сообщить нам из-за мозговых травм, то гонка продолжится.
Грант сказал:
— Если не принимать во внимание чисто человеческую скорбь из-за потери такого великого ума, можно сказать, что продолжение гонки — не самый плохой выход.
—- Да, если ситуация останется такой, как я ее описал, но, возможно, она и изменится.
— Каким образом?
— Учитывая присутствие у Них Бенеса. Он пользовался репутацией оппозиционной личности, но не было никаких примет того, что он причинял беспокойство своему правительству. Четверть столетия он был к нему лоялен, пользуясь взамен хорошим отношением. И тут он внезапно бежит...