– Ну, да, так и есть. Я вообще-то изначально говорил как раз о нем.
– В самом деле? Мог бы предупредить!
– Сэр, вас к телефону, – подала голос Кармен.
– Кто?
– Кажется, снова ваш отец.
– Отлично… – проворчал я. – Ладно, до связи, Фил. Наберу позже.
– Ага, – успел ответить он, прежде чем я отключился и спрятал телефон обратно в карман.
Подойдя к столу секретарши, я уселся на стул, поднял руку и сказал:
– Давай сюда трубку.
– Вы будете говорить прямо здесь?
– Да, я буду говорить здесь. А ты пока сходи пообедай.
– Хорошо. – Кармен долго уговаривать не пришлось: едва я упомянул про обед, она поднялась с кресла и поспешила к двери. То ли была так голодна, то ли просто устала сидеть в душном офисе.
Кстати, о духоте – к концу апреля надо поставить сплиты, иначе мы тут попросту задохнемся.
– Да! – сказал я в трубку.
– Ну, здравствуй, Марти, – тихо отозвался отец.
– Привет, па. Как ты?
– Я? Я-то в порядке. По крайней мере все знают, где меня найти.
– Ты увидел меня по телевизору, да?
– Да. Но сначала мне позвонили из твоего колледжа – сказать, что ты отчислился с курса.
– Вот даже как. Странно, я ведь предупреждал ректора. Не знаю, почему вдруг он решил позвонить…
– Он хотел меня поздравить, – сухо сказал отец.
– Поздравить?
– Угу. С тем, что мой сын теперь работает на кабельном телевидении.
Я залился краской.
– Па…
– Он очень удивился, когда я сказал, что ничего об этом не знаю.
– Па…
– Марти Джеймс Буга, – по слогам проговорил отец. – Что все это, черт побери, означает?
– Это означает, что я работаю на канале «ВОН».
– И как давно?
– С января. Я подписал контракт в Сочельник.
– Контракт, значит… И сколько же берет твой агент, Мистер Коммивояжер?
– Пятнадцать процентов.
– Угу. А твоя зарплата?
– Триста шестьдесят тысяч в год.
Я думал, цифра его поразит, обрадует и заставит резко подобреть ко мне, простить мою ложь…
Но вместо всего этого он сказал просто:
– Угу.
– Что «угу», папа? – не выдержал я. – Что?
– Ничего.
– Ты получаешь восемьдесят тысяч в год, я – триста шестьдесят. Ты хочешь сказать, я зря бросил колледж и занялся телевидением?
– Поверь, деньги, которые тебе платят, интересуют меня в последнюю очередь. Получай хоть триста миллионов, я на них не претендую – мне хватает моих восьмидесяти штук.
– Да при чем тут это?! Почему ты не можешь просто за меня порадоваться?
– А потому что нечему радоваться, Марти. Как я уже говорил, большие деньги – большие проблемы. Пока ты этого не понимаешь, но через несколько лет поймешь… если не откажешься от этого сейчас.
– Откажусь?
– Да. Я советую… да что там – я прошу тебя бросить все это, вернуться в колледж, доучиться и найти себе нормальную работу.
Я открыл рот, пораженный услышанным.
– Ты… предлагаешь мне… все бросить? – спросил я.
Каждое слово давалось мне с трудом, будто мой язык был сделан из тантала.
– Да. Пойми: то, что ты имеешь сейчас, – это не «все». Это лишь малая толика, вершина айсберга, понимаешь? Сейчас он на виду, а в следующий миг может скрыться под водой, как и не было. И что ты будешь делать тогда?
– Что-нибудь придумаю, – процедил я. – Уж точно без тебя разберусь.
Это прозвучало грубо. Однако отец отреагировал не криком, не возгласом, как поступал обычно, когда его что-то не устраивало. Он тихо пробормотал:
– Вот как ты заговорил… Что ж, ладно… Надеюсь, ты все же образумишься… рано или поздно.
– Могу пожелать тебе того же! – сказал я и бросил трубку на рычаг.
Злость во мне бурлила, будто колдовское варево. Пузыри претензий поднимались в воздух и лопались с оглушительным хлопком, еще долго напоминая о себе гулким эхом.
Да как… как он вообще мог такое мне сказать? Он, обычный человек, который зарабатывает жалкие восемьдесят тысяч в год? Ха! Да я через год буду получать столько же за месяц! Что он скажет тогда?
Да ни черта он не скажет. Сделает вид, будто ему все равно, и начнет свою излюбленную песню «Про грядущие большие проблемы».
Почему он не может порадоваться? Что это? Неужели зависть? Может, он и вправду завидует мне, юному парню, который даже колледж не окончил, но при этом получает по тридцать штук в месяц? К сожалению, очень похоже на правду… А я-то думал, мой отец лучше, выше всего этого! Но он оказался заурядным завистником. Райс говорил, что таких я встречу немало, но я и подумать не мог, что одним из них окажется мой собственный отец!..
Я прошел в кабинет, достал из холодильника в углу бутылку пива и, открыв ее, присосался к горлышку. Пил я быстро и жадно; причиной тому, конечно же, была не только духота, но и общая возбужденность после неприятного разговора. Говорят, алкоголь не заглушает боль, а напротив, усиливает ее… Что ж, может быть. Но я буду верить в обратное.
Впрочем, даже в этом случае мне не обойтись без чего-то более крепкого.
Я достал мобильник и набрал номер Райса.
– Поговорил?
– Я хочу выпить, – вместо ответа заявил я.
– О. Видимо, разговор не задался.
– Ты оглох? Я хочу выпить, Фил. Ты привезешь виски? А то у меня только пиво в холодильнике.
– Пить будешь сам или мне тебя поддержать?
Я усмехнулся.
– А сам как думаешь?
* * *
– Думаю, через пару месяцев мы получим еще два шоу на «Дорожном Путнике», – сказал Райс, вытаскивая из пачки сигарету.
– Звучит интересно. Что на это сказал Фрай?
– Я пока что ему не говорил. Думаю, его удар хватит.
Я засмеялся. Он поддержал меня.
– Черт. – Райс утер проступившую слезу. – Помнишь, как он кричал, когда я сказал ему, что нас хотят подписать «Первое свидание» и «На пределе»?
– Ага. А как он потом побледнел, когда ты сказал, что в договоре нет пункта, запрещающего сотрудничать с другими каналами? – Я залпом опрокинул в себя стопку виски и затянулся едким сигаретным дымом.
– Помню-помню! О, как он потом проклинал своих юристов!..
– А бедные парни просто не знали, что разрешать или запрещать этому странному «специалисту по ретрансляции»! Они думали, мне просто не хватит времени для работы где-то еще!
– Ну да. Здорово, когда твоя профессия слишком новая даже для юристов.
– Но вообще они, конечно, могли догадаться о таком пункте.
– Не думаю, что эти офисные крысы даже сейчас понимают, как ты на самом деле работаешь, – хмыкнул Райс.
– Похоже, что так, – кивнул я.
Мы помолчали. Фил налил нам еще по одной, швырнул окурок в пепельницу и плеснул на него немного воды из графина, чтобы не дымил.
– С отцом сильно поругался? – спросил он.
– Наверное, да… Черт, Фил! Давай просто не будем говорить об этом?
