А вышло - не по адресу жалость.
- Все стихи пишешь? - спрашивал Гошка, хлопая его по спине.
- Все пишу, - отвечал Володька, в свою очередь, стукая приятеля так, что прохожие останавливались, оглядывались подозрительно: уж не дерутся ли?
- Почитай.
- В самом деле?
- Давай, давай, я же знаю тебя, чокнутого.
- Ну слушай.
Володька даже переменился, побледнел, и взгляд его стал каким-то потерянным, чужим.
...В неизведанных далях неба
Серебрится поток вселенной,
Словно пенный след за кормою
На широкой морской дороге...
Но порой из-за горизонта,
По крутым берегам рассыпанные,
Выплывают другие созвездия,
Долгожданные, достижимые.
И сходят матросы на берег,
И тонут в сиянии трепетном
Ярких созвездий уличных...
В груди у Гошки нехорошо и тошно ныло.
- Ну? - спросил Вовка жалобно и просяще.
- Что-то на стихи непохоже.
- Это белые стихи.
- Ну-ну... - Ему вдруг подумалось, что Вовке тоже не сладко, раз до белых стихов докатился. Но не хотелось огорчать старого друга.
- Не стихи вроде, а хоть плачь.
- Правда?
- Точно. Отметим этот случай?
- Знаешь, - сказал Вовка виновато. - Я теперь водки-то не пью.
- Заболел?
- Слово дал.
- Кому?
- Себе, кому же еще.
Гошка удивился. Он так удивился, как не удивлялся никогда в жизни, поглядел на друга, словно на чудо морское с двумя хвостами и без единой головы.
- Ты что - не хозяин своему слову? Ты дал, ты и возьми обратно. На сегодняшний день.
- Не пойдет. Тряпка я буду, а не моряк, если так словами кидаться.
- А чего ты теперь пьешь?
- Да так... сухое... в меру если.
- Сухое так сухое.
Они быстро пошли, почти побежали по Портовой улице и все толкали друг друга, будто салаги из мореходки, засидевшиеся на лекциях, и Вовка все рассказывал о рейсе, который затянулся на целых полгода из-за выгодного фрахта, взятого в Австралии. А Гошка больше помалкивал. Он тоже мог бы рассказать кое о каких "фрахтах", которые брал. Только где им до австралийских! А кроме того, ему не хотелось говорить об этом, ибо Вовка еще тогда, на "Кишиневе", первым был готов набить ему морду за контрабанду.
Гошка влетел в ресторан, как к себе домой, подмигнул официантке.
- Машутик, сообрази... Как "чего"? Водочки. И еще кисленького...
Официантка не спешила. Они перекинулись еще несколькими фразами и умолкли, нетерпеливо поглядывая на дверь за буфетной стойкой.
- Когда снова поплывем?
Он ждал этого вопроса и боялся его.
- Поплывешь с ними. Я говорю - не буду больше, а они не верят.
- А где ты теперь?
- У Ваньки Ветрова дым пакую.
- Нигде? Так правильно не верят, если нигде.
- И ты тоже. Человеку верить надо, понял.
- А что ты сделал для этого?
- Что я могу сделать?
- Работать, чтобы дым из ушей. Взять общественное поручение дружинники есть всякие или еще кто. Плавать на любой барже, куда пошлют...
- Ага, и стихи писать.
- И стихи писать, если надо, - рассердился Вовка. - Ты ведь сдохнешь без моря, я-то знаю.
- Ну и сдохну!
Гошка тоже разозлился. Не то на Вовку, не то на самого себя или, может, на весь белый свет. Когда официантка принесла водку, он хватил сразу фужер и даже не стал настаивать, чтобы Вовка тоже пригубил "божьей слезы".
- Ты все еще ждешь, чтоб другие за тебя боролись?
- Мне с малых лет твердили, что у нас человеку не дадут упасть. Значит, врали?
- Я тебе говорил: с такой пробоиной ты когда-нибудь пойдешь ко дну. Будь хоть трижды коммунизм, все равно свои дыры придется самому латать.
- Вот, вот, тем я и занимаюсь - сам о себе забочусь. У меня будет коммунизм раньше, чем тебе его преподнесут. Понятно?..
Он быстро пьянел, курил папиросу за папиросой и тыкал окурки в недоеденный салат.
- Ты морскую заповедь не забыл? Все за одного, один за всех? Жизнь это тоже как море, отколовшиеся одиночки тонут.
- Друзей у меня навалом.
- Навалом - это не друзья. Настоящие бывают у того, кто сам может быть другом.
- Я не могу?!
Вовка грустно поглядел на него.
- Правильно Вера тебя называет: ты еще "братик".
- Ну и катись к ней.
- Я не бросаю друзей, когда им плохо.
- Тогда пей со мной.
- Это и значило бы бросить...
Попререкавшись, они умолкли надолго и сидели, не поднимая глаз, брезгливо ковыряясь вилками каждый в своей тарелке. Обоим было тоскливо оттого, что только и осталось им - вот так впустую пофутболиться словами. А чтобы встать, да идти вместе, да не расставаться ни днем, ни ночью, как когда-то, - этого уже не будет. Жизненные дороги как рельсы, вроде бы и соприкасаются на стрелках, а разводят. И не перепрыгнешь на бегу с одного пути на другой. Для этого нужно сначала остановиться, потом вернуться да еще поискать ту стрелку, которая переведет тебя на иной курс. Долго это и нудно, и Братик понимал - не хватит у него терпения на такие "маневры"...
IV
- Давайте проводить совещание, - сказал подполковник Сорокин. Задумчиво постучал карандашом по столу и вдруг повернулся к лейтенанту Сидоркину. - На экскурсии давно не были? Можете проветриться?
- Что вы, товарищ подполковник, - изумился Сидоркин. - Какие экскурсии? Дел по горло.
- Вот и отвлекитесь. - И повернулся к Коновалову. - Что за сотрудники у тебя? Начальство предлагает - отказываются.
И в который уже раз осознал Сидоркин древнюю, как мир, истину, что "просьба начальника - приказ для подчиненного". И через пять минут слушал инструктаж, от которого захватывало дух. Это было не выслеживание каких-то шарамыг с толкучки, ему предстояло настоящее дело с переодеванием, почти актерской игрой, полной самостоятельностью в решениях. Правда, без риска. Но какое дело бывает на все сто хорошим?
- Второй день в лесном порту стоит греческий лесовоз "Тритон", сказал Сорокин. - На этом судне есть матрос по имени Кастикос. Только, по сведениям, это никакой не матрос. Раньше он часто бывал здесь, занимался спекуляцией, заводил всякие знакомства, пытался соблазнять заморским раем местных красоток. В общем, вел себя хуже некуда. Когда стало известно, что он связан с "Асфалией", с разведкой греческих полковников, хотели дать ему от ворот поворот и вообще закрыть для него советские порты. А он исчез. И вот появился вновь. Что ему теперь надо? Вот что предстоит выяснить в первую очередь. Вы спросите: каким образом? Отвечу: надо познакомиться с ним. Вчера матросы с "Тритона" попросили Интерклуб организовать для них экскурсию в горы. - При этих словах Сорокин посмотрел на лейтенанта Сидоркина, и тот закивал торопливо, опасаясь, чтобы подполковник снова не засомневался в его способности понимать с полуслова. - Экскурсией будет руководить сама директриса Евгения Трофимовна. Знаете ее?
