На следующее утро Мэри и Китти снова отправились на прогулку. За ночь погода испортилась: низкие облака грозили дождем, воздух был холоден, точно на дворе стоял не май, а начало марта, но Китти так упрашивала сестру, что та не смогла ей отказать. Выйдя из усадьбы, девушки медленно двинулись вдоль ручья, который тек через парк по направлению к Дервенту. Китти молчала, и мысли Мэри невольно обратились ко вчерашнему ужину, который прошел совсем не так, как она предполагала. Да и после ужина, когда общество перешло в гостиную, ситуация не стала лучше. Раздираемая противоречивыми чувствами, Мэри играла на фортепьяно хуже обычного и выглядела особенно жалко по сравнению с уверенной в себе Джорджиной. Да и взгляды, которые время от времени бросали на нее Элизабет и Дарси, заставляли Мэри с особенной остротой чувствовать неуместность пламенной речи, которую она произнесла в обеденном зале и которая пропала втуне: Франкенштейн, сидевший рядом с ней, не сказал девушке ничего существенного. Казалось, в ее присутствии он чувствует себя на редкость скованно.
Мэри как раз задумалась о том, как она проведет сегодняшнее утро, когда Китти, отвернувшись в сторону, залилась слезами. Это было так неожиданно, что в первое мгновение Мэри даже растерялась, но потом, опомнившись, дружеским жестом взяла сестру за руку.
— Что случилось, Китти?
— Ты правда веришь в то, что говорила вчера вечером?
— А что я говорила?
— Что нет таких грехов, которые Господь не мог бы простить.
— Конечно, я верю в это! А почему ты спрашиваешь?
— Потому что я совершила страшный, страшный грех! — Китти всхлипнула и прикрыла рукой глаза. — О, нет, я не могу об этом говорить. Мне страшно и… стыдно!
Мэри хотелось сказать, что после столь серьезного заявления молчать нет смысла (впрочем, Китти, скорее всего, и не имела такого намерения), но сдержалась. Китти была импульсивна и эмоциональна, и Мэри не всегда могла предугадать, как поступит ее сестра в следующий момент.
Они прошли по тропе еще немного, и Мэри попыталась успокоить сестру. В конце концов Китти все же согласилась облегчить душу.
Дело оказалось и простым, и сложным одновременно. Как выяснилось, Китти еще с прошлого лета была тайно влюблена в сына мэтлокского мясника Роберта Пиггота. Семья Пигготов была по любым меркам весьма состоятельной, и Роберт — единственный сын своих родителей — должен был рано или поздно унаследовать отцовский бизнес, однако это обстоятельство еще не делало его джентльменом, и Китти пообещала себе, что не позволит страсти взять верх над здравым смыслом.
Обстоятельства, однако, сложились так, что вскоре после их приезда в Пемберли Китти случайно встретилась с Робертом в городе. С тех пор она тайно встречалась с ним каждый раз, когда отправлялась в Мэтлок якобы за покупками. Результат этих необдуманных встреч оказался довольно предсказуем: Китти потеряла голову и, позабыв об осторожности, уступила голосу плоти.
За разговором сестры присели на поваленное дерево на краю подступавшего леса.
— Я так хочу выйти за него замуж! — воскликнула Китти, и слезы с новой силой хлынули из ее глаз. — Я боюсь остаться одна, боюсь умереть старой девой! Лидия… Лидия мне все рассказала! Она говорила, что телесная любовь прекрасна и что каждый раз, когда они с Уикхэмом делают это, она бывает на верху блаженства. Она даже хвасталась, как ловко он умеет ей угодить!.. В конце концов я подумала: почему эта глупая Лидия должна получать удовольствие, тогда как я трачу свою молодость на вышивание и пустые разговоры с кавалерами? Мать все время лезет ко мне со своими идиотскими советами, а папа только и делает, что вздыхает. Я знаю, он считает меня круглой дурой, которая никогда не сможет подцепить жениха, и он прав. Да, прав!.. — Китти снова зарыдала. — Я никогда, никогда не выйду замуж, потому что ни один мужчина на меня больше не взглянет!
Она то всхлипывала, то принималась кашлять, и Мэри стало ее жалко.
— О, Китти!.. — бормотала она, не зная, что еще можно сказать.
— Когда вчера вечером Дарси назвал нас «английскими девушками», я чуть не расплакалась, потому что я-то уже не девушка, и тут уж ничего не поделаешь. У меня только один выход… — Она бросила быстрый взгляд на сестру. — Ты должна уговорить папу, чтобы он позволил мне выйти за Роберта.
— А Роберт уже сделал тебе предложение?
— Нет, но я уверена — он сделает. Обязательно сделает. Ты даже не представляешь, какой он тонкий и чуткий! Роберт — прирожденный джентльмен, хотя его семья и занимается торговлей. Кроме того, я люблю его, и мне наплевать, что он не благородного происхождения.
Мэри обняла сестру, с особенной остротой ощущая, какая она хрупкая и слабая. В небе пророкотал гром, а листва деревьев над их головами зашелестела под резким порывом ветра. Китти крупно дрожала, и Мэри подумала, что должна как можно скорее успокоить ее и отвести домой. Но как успокоить Китти, она не знала. Еще несколько дней назад Мэри осудила бы ее поступок без малейшего колебания, но сегодня все было иначе. Китти высказала то, о чем думала и сама Мэри, а страх умереть в одиночестве был и ее страхом.
Она все еще старалась придумать подходящие слова, когда на листву над их головами обрушились потоки дождя.
— Ты совершила ошибку, — сказала Мэри. — Но, быть может, все еще не так страшно.
Дрожа в ее объятиях, Китти уткнулась лицом в плечо Мэри и проговорила невнятно:
— А ты… ты не отвернешься от меня? И папа… Вдруг он меня выгонит? Что я тогда буду делать?
Дождь еще усилился, превратившись в ливень. Он проникал сквозь листву, и Мэри почувствовала, что волосы у нее на голове основательно намокли.
— Успокойся, — сказала она как можно тверже. — Папа не сделает ничего подобного. И я тебя тоже не оставлю. Ни я, ни Джейн, ни Лиззи.
— А вдруг у меня будет ребенок?
Мэри сняла с плеч Китти шаль и накинула ей на голову. При этом она всмотрелась в дождливый сумрак леса и непроизвольно вздрогнула. В зарослях позади них что-то шевельнулось.
— Не будет у тебя никакого ребенка, — нервно сказала она.
— Откуда ты знаешь! — заныла Китти. — Ведь он может быть, понимаешь?
Из-за низких облаков и дождя в лесной чаще было совсем темно, и Мэри никак не удавалось рассмотреть, что же там двигалось.
— Идем отсюда, — сказала она, поднимаясь. — Нам пора домой. Возьми себя в руки и пойдем. Нужно поговорить с Лиззи и Джейн, может быть, они что-то…
Яркая вспышка молнии пронзила темноту леса, и Мэри увидела под деревьями, не далее чем в десяти ярдах, гигантскую фигуру человека. В трепещущем электрическом свете его лицо показалось Мэри отталкивающе безобразным: у незнакомца были длинные, густые, спутанные черные волосы, желтая кожа, цветом и текстурой напоминавшая старый пергамент, и черные, глубоко посаженные глаза под густыми бровями. Но самым пугающим было, пожалуй, не это, а выражение лютого, нечеловеческого голода, искажавшего и без того уродливые черты.
