— Твое здоровье, охотник! — сказал он. — Сегодня ты отличился!
Крейг улыбнулся в ответ и сделал большой глоток.
— Голова у: меня тогда словно в лед превратилась, — вспоминал он. — Чувство было такое, как будто это и не я стрелял.
Джордан выпил и утер рот тыльной стороной ладони.
— Вот так и бывает, когда стреляешь в Красного Зверя, — одобрил он. — Будто ты сам в ружье превращаешься.
— Расскажи, Джордан! Расскажи, как это?
— Такое не расскажешь. — Джордан посмотрел в потолок, почти скрытый клубами дыма. — Два дня ты не ешь. Потом проходишь специальные охотничьи обряды. И появляется такое странное чувство легкости. Ты даже не можешь вспомнить ни своего имени, ни своей семьи. А потом… — Руки Джордана сжались в кулаки, ноздри раздувались. — Потом… Вот он, Красный Зверь… все ближе… он становится все больше… он огромный, как мир… Во всем мире только он и я. — Джордан побледнел и закрыл глаза. — Вот оно! Вот! — Он вздохнул и посмотрел на Крейга. — Когда я стрелял в него, я чувствовал то, что ты сегодня почувствовал в тире. Словно это не я стреляю. Только то был не тир… Я будто сам чувствовал, как мои нули входили в его тело. И все‑таки я выстрелил еще раз.
Крейг слышал глухие удары своего сердца.
— А тебе было страшно? — спросил он, подавшись вперед. — Ну хоть самую малость?
— Тут ты уже ничего не боишься, ведь ты сам стал Красным Зверем. — Джордан тоже подался вперед и перешел на шепот. — Ты словно чувствуешь, как в тебя входят твои же пули, и с тех пор просто не можешь бояться. Это как ритуальный танец. Ты вдруг понимаешь, что уже миллион лет танцуешь с Красным Зверем. И потом этот танец продолжается где‑то у тебя внутри. До самой смерти.
Джордан опять вздохнул, взял еще одну бутылку и откинулся назад.
— Мне часто снится эта охота, — сказал Крейг. Его руки дрожали. — Просыпаюсь в поту. Страшно все‑таки. Но заявление в Охотничий университет я уже подал. Отправил по почте — на том самом корабле, на котором ты сюда прилетел.
— Ничего, Крейг, ты пробьешься. Слышал, как Охотник навал тебя «твердым ружьем»?
Крейг снова улыбнулся.
— Вроде да. Я подумал, может, мне только показалось?
— А вот и Джордан! — сказал кто‑то громким жизнерадостным голосом. — Смотри, Джордан, штаны просидишь!
Это был лысый биолог Джо Брин, сжимавший в волосатых руках шесть бутылок пива. За ним шел Сидис, Джо поставил бутылки на стол.
— Это Сидис, — пояснил он. — На Белконти я без него и шагу не мог ступить.
— Сидиса я давно знаю, на окружных стенах с ним работал, — сказал Джордан. — Привет, Сидис. Ты никак растолстел?
— Привет, Джордан. Привет, Рой, — улыбнулся Сидис. — Давно вас не видел.
Джо и Сидис сели. Джо откупорил бутылки.
— Мы сейчас почти все время в поле проводим, — сказал Крейг.
— У вас еще прибавится работы, — пообещал Джо. — Скоро вся планета будет охвачена транслокацией. Надо только получить чистую линию. До этого уже недалеко. Спросите Сидиса: у нас что ни день, то открытие.
— Вы их выводите, мы их сажаем, — сказал Джордан. — Правильно я говорю, Крейг?.. Слушай, Сидис, бросай ты эти лаборатории! Пусть Джо там возится, а ты давай с нами, на окружные стены!
— Нет, в лабораториях сейчас очень много интересного, — отказался Сидис. — Мы сделаем на этом карьеру. Если, конечно, Джо с его дружками не погубят нас всех вместе с планетой, прежде чем мы опубликуем результаты исследований.
— Да ну их, ваши лаборатории! То ли дело в поле! Верной Крейг?
— Верно, — согласился Крейг. — Лучше иметь дело с фитонами. Чище как‑то. Они же все поглощают: грязь всякую, гниль…
— Будь я проклят! — Джо фыркнул и стукнул о стол бутылкой. — Тебе нельзя давать пива, чистик, ты сразу поэтом становишься. Хотя вообще‑то ты правду говоришь: они пожирают собственное дерьмо и своих дружков, когда те помрут. Напиши об этом стишок!
Знакомый бессильный гнев овладел Крейгом.
— На этой планете все живое живет вечно, — тихо сказал он. — А поглощают они только воду и солнечный свет.
— Поглощают воду, а гадят гелием, — заржал Джо. — Я недавно читал старые отчеты. Один здешний ветеран — Тояма его зовут — пишет, что они могут расщеплять ядро водорода.
— Могут, — подтвердил Сидис, — это доказано. А расти они могут и ночью, и под землей, и в зимние месяцы. Если отвлечься от ситуаций, то нельзя не признать, что они по—своему замечательны.
— Черт возьми, да ты у нас тоже поэт! — продолжал веселиться Джо. — Ну да, ведь все белконтийцы поэты.
— Далеко не все, — вздохнул Сидис. — Ах, если б у нас было побольше поэтов… Ты, Рой, не забыл, о чем мы с тобой говорили?
— Я не поэт, — ответил Крейг. — Я рифмовать не умею.
> Крейг у нас в порядке. Сегодня утром в тире Барим назвал его «твердым ружьем». — Джордан явно хотел сменить тему. — Кстати, Джо, этот ветеран, о котором ты говоришь, все ещё здесь. Он работает на острове Бертон. Нам приказано эвакуировать его на Базу, когда мы в следующий раз отправимся в поле.
— Клянусь Зверем! — воскликнул Джо. — Значит, он провел здесь не меньше двадцати лет! Как же он это выдержал?
— Ну, он здесь с женой… — сказал Джордан. — Да вот Крейг здесь третий год — и ничего, выдерживает.
— Поэтом становится, — хихикнул Джо. — Знаешь что, чистик отравляйся домой ближайшим рейсом, пока ты еще хоть немного на человека похож.
Когда Крейг пришел к Мидори, она была одна. Ее комната выглядела голой. Она уже сложила и увязала свои картины. Книги и одежда тоже были собраны. Мидори улыбнулась Крей- и, но как‑то устало и грустно.
— Жалко мне покидать этот остров, Рой. И не хочется даже думать о том, что вы с ним сделаете.
— Я никогда не думаю о своей работе. Думаю только, что так надо. Тебе помочь собраться?
— Нет, я уже готова… А Барим, оказывается, не дает нам транспорта, чтобы вывезти контейнеры с образцами. Тояма этого не перенесет.
Она чуть не плакала. Крейг кусал губы.
— Черт, да ведь мы же пятьдесят тонн можем увезти! — сообразил он. — И места в гравиплане полно. Хочешь, я поговорю с Уайлдом?
Она вцепилась ему в рукав.
— Правда, Рой, ты можешь? Дело в том, что я… мне не хочется его ни о чем просить. А контейнеры там, у лаборатории.
После ужина у Тоямы Крейг решил, что настал удобный момент. Уайлд как раз оставил в покое Мидори и вышел с бокалом вина подышать свежим воздухом. Крейг вышел следом и заговорил с ним о контейнерах. Уайлд слушал его и смотрел на небо, где среди звездной россыпи парили обе луны.
— А что там, в этих контейнерах? — спросил Уайлд.
